— Что ты делаешь?! — рявкнула Сабуро, хватая её за плечо.
В ответ та, жутко гримасничая, разыграла какое-то малопонятное представление, видимо, предназначенное для убеждения собеседницы в правильности своих действий.
Даже служительницы Голи всего лишь люди, не обладающие бесконечным терпением богини милосердия. Поэтому неудивительно, что женщина, не имея больше сил сдерживаться, решила наконец указать этой сумасшедшей, кто здесь главный.
Придав лицу каменное выражение, монахиня указала на сумку, потом на ларь.
Отрицательно покачав головой, безмолвная собеседница сбросила её ладонь со своего плеча. Ожидавшая чего-то подобного Сабуро вцепилась в ручку сумки и потянула на себя. Какое-то время они молча боролись, стараясь вырвать друг у дружки тяжеленный баул.
Женщина была старше и сильнее, но она держалась за сумку левой рукой, а соперница правой.
Окончательно потеряв терпение, монахиня отвесила ей звонкую пощёчину.
Голова Платино дёрнулась, на скуле появились быстро наливавшиеся краснотой полосы. Зашипев, девушка выпустила сумку и с силой ткнула Сабуро кулаком в живот. Удар пришёлся на вдохе, поэтому женщина, согнувшись, закашлялась, а когда выпрямилась, намереваясь вцепиться в грязные космы обнаглевшей чужеземки, у той в руках неизвестно откуда вдруг появился кинжал. При этом глаза спутницы сверкнули такой нешуточной угрозой, что монахиня невольно попятилась.
Сабуро ещё никогда в жизни так открыто не угрожали оружием. В молодости её защищало благородное происхождение и верные слуги их семьи, когда ушла в монастырь — авторитет богини милосердия и общественное положение брата, занимавшего пост начальника округа.
Только императорские солдаты на курихской дороге осмелились направить в её сторону стрелы луков и арбалетов. Но даже они напугали женщину не так сильно, как остро отточенный клинок в руке чужестранки. Монахиня почему-то не сомневалась, что охваченная безумием девица пустит его в ход без малейшего колебания. А сейчас рядом нет ни господина Озумо, ни его храбрых воинов.
Повинуясь указующему движению кинжала, Сабуро забралась на лежанку и торопливо отползла как можно дальше, вжавшись спиной в грубо отёсанные брёвна.
Шмыгнув носом, словно обиженный ребёнок, Платино сняла с колышка тесак, взяла стоявшее в углу копьё и, прихватив сумку с рисом, вышла.
У женщины появилась отчаянная мысль: подбежать к двери и запереть ту на засов. Но прежде, чем она проползла половину лежанки, чужестранка вернулась, и монахиня шустро отпрянула назад.
То ли не заметив её суетливых телодвижений, то ли не придавая им значения, спутница установила маленькую сумку на кучу хвороста и достала растягивающиеся перчатки.
Несмотря на всё ещё сковывающий Сабуро страх, она с напряжённым вниманием наблюдала за действиями безумной чужестранки. Открыв ларь, та всё-таки вытащила оттуда бутыль с уксусом.
Ловко сковырнув пробку, девушка намочила тряпку в вонючей жидкости и, протерев часть лежанки, выложила туда мужские исподние штаны, нижнюю рубаху и носки. Все вещи выглядели чистыми и почти новыми.
«Она принесла всё это из деревни! — догадалась женщина и удивилась. — Но почему мне ничего не сказала? Из-за помутнения рассудка?»
Даже не глядя в её сторону, Платино развязала верёвки на сапогах, положила на пол плетёную крышку от корзины и, разувшись, встала на неё ногами. После чего избавилась от кафтана и тёплых штанов, аккуратно положив их на кучу хвороста.
«Кажется, она просто хочет помыться, — предположила монахиня, глядя, как спутница трогает пальцами воду в котле, и недоуменно вскинула брови. — Но причём тут уксус?»
Ничуть не стесняясь её присутствия, девушка разделась донага и, поёживаясь, действительно начала обтираться мокрой тряпкой, время от времени поливая на неё водой, используя половник вместо ковша.
Слегка успокоившись, Сабуро обратила внимание, что, несмотря на средний рост, её спутница совершенно лишена той хрупкой изящности, которая так модна ныне в аристократической среде.
Никакой изысканной утончённости, делающей женщину похожей на фей с картин великих мастеров древности и их современных подражателей.
Крепкое тело с чётко обозначенной талией и несколько великоватыми для благородной девушки бёдрами, стройные, полные ноги. Пожалуй, только небольшая грудь хоть как-то отвечает классическим канонам красоты, принятым в Благословенной империи. По всему же остальному Платино — типичная простолюдинка или дикарка, более привычная к порывистому действию, чем к спокойному созерцанию.
«И всё-таки она не совсем бесстыжая», — усмехнулась монахиня, когда девушка повернулась к ней спиной.
Но едва женщина завозилась, устраиваясь поудобнее, как чужеземка резко развернулась, сжимая руке кинжал.
— Всё нормально! — тут же затараторила Сабуро, успокаивающе поднимая руки. — Всё нормально!
Кое-как вытеревшись, девушка облачилась в мужское нижнее бельё, натянула свои штаны, непонятную обтягивающую одежду, обулась и, посмотрев на спутницу, клинком указала на котёл, явно предлагая вымыться.
Но женщина только отчаянно замотала головой.
Молча пожав плечами, Платино вытащила из корзины ещё одни исподние штаны, рубаху, тёмно-синий мужской халат из добротного сукна, кожаные туфли и вновь повторила своё приглашение.
Если бы девушка совсем недавно не пустила в ход кулаки, а сейчас не угрожала бы ей кинжалом, если бы не эта странная возня с уксусом, запах которого уже сейчас нестерпимо щекотал ноздри монахини, возможно, она бы и согласилась. Но сейчас Сабуро чувствовала себя слишком напуганной, чтобы довериться этой странной чужестранке, которая, кажется, ещё и сошла с ума.
Спутница нахмурилась, а женщина вдруг подумала, что если удастся выйти из домика, то можно попробовать сбежать от этой сумасшедшей, если она и в самом деле начнёт поливать всё вокруг уксусом.
Желание выбраться отсюда оказалось настолько велико, что монахиня была готова не только обнажиться перед полоумной дикаркой, но и облачиться в мужскую одежду.
Возможно, в Дабали ещё остались живые люди, и они, конечно, не откажутся приютить служительницу милосердной Голи.
Сабуро, раздевшись, опустила ступни на плетёную крышку корзины, чтобы не стоять на холодном полу.
Чтобы не тесниться у печи, девушка взобралась на ларь и, каким-то чудом усевшись там, продолжала держать в руке кинжал.
Вода в котле оказалась почти горячей, но из-под двери дуло так, что женщина обтёрлась и переоделась даже быстрее, чем её спутница.
Чистое бельё приятно льнуло к коже, а на то, что оно было слишком велико, женщина предпочла не обращать внимание, тем более туфли пришлись как раз по ноге.
Снаружи похолодало, и и она хотела накинуть меховую безрукавку, но чужеземка велела оставить её здесь.
