Вот, он родственницу свою, Марфу Собакину, в жены к царю пристроил. А через две недели после венчания она странным образом скончалась. Сам Малюта, что ли, ее убил, когда царь выказал неудовольствие по поводу ее женских качеств?
Сейчас в отношении Шуйского он тоже что-то задумал. Знать бы что? Скуратов не зря дочку свою прихватил на встречу со мной. Хотел, чтобы она меня в лицо знала. Зачем?».
Наконец всю мягкую рухлядь привязали к саням, и их небольшой обоз отправился в путь.
Выехали из Кремля через Спасскую башню на Пожар – образовавшуюся после неоднократно бушевавших в городе пожаров и уже не застраиваемую площадь. От Пожара брали начало улицы Ильинка, Варварка и Никольская.
Когда проезжали мимо собора Рождества Богородицы, князь задрал вверх голову на его золоченые купола с крестами и засмотрелся на них. Храм состоял из высокой шатровой церкви, которую окружало восемь других самостоятельных церквей – приделов. Вначале это были полковые деревянные разборные церквушки, которые царь брал с собой в поход на Казань. По возвращению из удачного казанского похода, привезенные обратно церквушки поставили все рядом на Пожаре, в ознаменование славной победы над басурманами. Через некоторое время деревянные церквушки заменили на каменные и все поставили на общем фундаменте. Каждая из входивших в комплекс церквей венчалась своим, отличным от других по форме куполом.
Центральная церковь собора Рождества Богородицы возвышалась над остальными церквами собора и была одним из самых высоких в Москве сооружений. Сейчас над вершиной этой церкви вились голодные галки и вороны, издавая громкие звуки.
Колокола в городе зазвонили к обедне, что означило наступление полудня.
Колокол на колокольне Рождества Богородице не звонил, поскольку храм не отапливался, и зимой в нем служб не проводили. Зато звон остальных сорока сороков московских церквей был громок, переливался различными малиновыми оттенками и приносил радость всем живущим в столице православным христианам. Хворостинину даже показалось, что это вся Москва торжественно провожает его со товарищи на ратный подвиг.
Обоз быстро проехал полный людей, застраивающийся новыми хоромами, церквями, торговыми лавками, мастерскими Китай-город и выехал в посад.
На самом выезде в посад отряд встретил женщину в черной однорядке и черном платке, повязанном поверх кички. Она несла с реки на широком деревянном расписном коромысле поддетые за веревочные ручки ведра. Ведра были полные воды.
Увидев приближающийся обоз, женщина отошла в сугроб, давая саням возможность проехать по накатанной полозьями дороге. Женщина стояла и грустно улыбалась проезжающим. Лицо женщины показалось Хворостинину знакомым.
– Женщина с полными ведрами воды, – заметил князь. – Эта хорошая примета, к удаче.
Кузнец Гордей Старый
Крестьянин с семьей в избе, рисунок XVII в.
Выехав из Москвы, отряд опричников быстро покатил по наезженной дороге в направлении Можайска.
Под лучами яркого январского солнца искрился снег на ветвях стоявших по обеим сторонам дороги деревьев. По пути изредка попадались на лесных полянах торчавшие из-под белоснежного покрова черные остовы изб и церквей, сожженных татарами прошлой весной. Вновь отстроенных изб было совсем немного. Преобладали едва видневшиеся над снегом землянки, догадаться о существовании которых можно было только по поднимающимся к небу клубам дыма из топившихся в них по-черному печей.
Верст через десять от столицы дорогу вплотную обступили ели и березы, поселения практически исчезли. Снег на дороге здесь была уже слабо укатан из-за того, что окрестные жители ездили мало. Обоз замедлил свое движение. Хорошо еще, что многочисленные речки и ручьи были скованы льдом, а мосты через овраги, пересекавшие дорогу, были отремонтированы, и не приходилось искать объездов.
До Смоленска было почти четыреста верст, и это расстояние можно было спорым ходом преодолеть на санях не быстрее чем за четыре дня.
Хворостинин ехал на своем Буяне в конце обоза и, мерно покачиваясь в седле, размышлял над тем, как выполнить задание, которое ему дал Иван Васильевич. Мысли князя были отрывистыми и никак не соединялись воедино: «Военных сил у нас мало. Отсиживаться с ними за стенами Смоленска будет нельзя. Устоять против превосходящих сил противника в поле невозможно.
Главное – придумать, как защититься от татарских стрел. Нужна какая-нибудь военная хитрость. Советы Конона пришлись очень к месту в торговых делах. Нельзя дать смоленскому Йосифу обмануть себя при продаже мехов, ведь мне раньше не приходилось заниматься торговлей.
А кто мне подскажет, как поступить в военных делах? Уповать следует на себя, да на помощь Божью. А достоин ли я этой помощи?»
Поглощенный этими нелегкими мыслями, князь не заметил, как обоз подъехал к Можайску. Небольшой городок был окружен земляным валом, поверх которого стоял крепкий дубовый частокол, усиленный бревенчатыми башнями. Это было не самое мощное оборонительное сооружение, но для часто появлявшихся здесь татар, а тем более местных разбойников оно было непреодолимо.
Поскольку уже смеркалось, решили заночевать за крепостными стенами. Въехали в город через каменные Никольские ворота, встроенные в земляной вал, нашли постоялый двор, на котором можно было покормить лошадей и перекусить самим. Благополучно переночевали и рано утром двинулись дальше в путь.
Вторую ночь путники провели в Вязьме, третью в Дорогобуже – таких же, как и Можайск небольших городках, обнесенных деревянными крепостными стенами с башнями.
На четвертый день пути, сразу после обеда, неизвестно откуда ветер принес мохнатые черные тучи и из них повалили густые хлопья снега. Разыгралась метель, и стало совсем темно.
Ветер быстро занес снегом дорогу. Сани, которые ехали первыми, то и дело съезжали на обочину и застревали в глубоких сугробах. Всадникам приходилось спешиваться и помогать возничему высвобождать их из снежного плена. Вперед выдвигались другие сани, но через пять минут они тоже застревали в сугробе. Наконец, совсем умаявшись бороться с природной стихией, путники решили искать укрытия от непогоды.
На счастье, Степан заметил недалеко от дороги слабо мерцающий огонек. Отряд поехал на неверный свет и увидел стоящую при дороге кузню с большим сараем для лошадей, а рядом с ней пятистенную избу с примыкающими к ней многочисленными хозяйственными постройками – амбаром, клетью, овином, хлевом с сенником наверху. Из узенького продольного окна избы, затянутого бычьим пузырем, и струился слабый свет.
Подъехав ближе к избе, всадники спешились. Хворостинин пробрался первым через наметенные снежные сугробы к невысокому крыльцу, поднялся на него и постучал в дверь избы. Подождал немного и постучал еще раз, уже громче.
