Книга Йохана Валлхаузена была написано методически очень грамотно, и воевода учил своих кавалеристов строго по ней. Искусство это было не простым, сам князь попервоначалу путался в командах, но через неделю трудов управление колонной всадников в стиле коловратного боя стало получаться.
Прусс быстро впитывал все преподаваемую Хворостининым науку и тоже овладел искусством командования своими подчиненными по-новому. Заметив это, наместник поручил ему и двум его помощникам самостоятельно вести занятия с другими дворными людьми, которых он вызвал на учебу в Смоленск.
Наконец приехал Йосиф с большим обозом, привез обещанное оружие и воинское снаряжение. Воевода вместе со Степаном специально вышли на двор перед сторожевой башней встречать менялу. Снег уже сильно подтаял под лучами мартовского солнца и сани из обоза менялы с трудом двигались по мощенной бревнами площади перед наместническими хоромами.
Хворостинин подошел к первым саням и откинул покрывающую их толстую парусину, поверх которой, для отвлечения таможенной стражи, был навален целый стог сена. Под парусиной, в плетенных из ивовых прутьев корзинах, стволом вниз, были плотно уложены двуствольные немецкие пистолеты с колесными кремниевыми замками. Рядом, в невысоком плетеном коробе, обернутые в тряпки, лежали длинные кремневые пищали с винтовой нарезкой ствола; в другом плетеном коробе, навалом, громоздились тяжелые турецкие сабли с ручками из красного дерева; в углу саней, особняком, разместился десяток ручных пушечек – гауфниц и деревянные ящики с дробом – небольшими свинцовыми шариками.
Таким образом, проблема вооружения земского ополчения рейтарского типа оказалась решенной.
Меняла не стал слушать благодарностей князя, и не рассказал о том, где и как он достал все это несметное военное богатство. Как объяснил Йосиф, это была коммерческая тайна.
Оружие и снаряжение было быстро разгружено стрельцами и складировано в городском арсенале, располагавшемся на втором этаж сторожевой башни. Оружие оставили там прямо на каменном полу в плетеных корзинах и коробах, рядом с несколькими сотнями стоящих у стен секир, копий, алебард и среди висевшей на ржавых железных крюках старой военной амуниции. На первом этаже сторожевой башни хранились бочки с порохом и слитки свинца, предназначавшегося для раздачи стрельцам, которые сами отливали из него пули для своих пищалей.
После того, как оружие выгрузили, Йосиф подогнал вместо саней телеги к входу в наместнические палаты и загрузил в них вторую партию пушнины. Поверх тюков с соболями опять набросили парусину и навалили привезенное сено.
Оказалось, что меняла уже продал всех «седых соболей» и ему срочно надо было возвращаться с грузом в Варшаву, где его ждали покупатели с деньгами. Перед отъездом еврей напомнил про своего ливонского капитана должника и про монополию на торговлю мехом. Хворостинин уверил его, что письмо Ивану Васильевичу он отправил, что было правдой.
Возвращаясь из арсенала к себе в палаты, Дмитрий Иванович увидел проезжавшего мимо по площади Петра. Он окликнул сына кузнеца, а когда тот подъехал, спросил, что тот делает в Смоленске и почему не заходит к нему. Петр ответил, что приехал по частному делу: хочет продать своих почтовых голубей.
– Пусть несут людям вести, – сказал он. – Хорошие и плохие, какие бог пошлет.
– Петр, а если твоих голубей дать с собой дозорным, что выедут в Дикое поле татар сторожить, то они прилетят в Смоленск с вестями? – спросил сына кузнеца воевода.
– Прилетят, княже, обязательно прилетят, только надо дать почтарям прижиться к какому-то дому. Они у меня недавно вылупились, еще ни разу не поднимались в воздух, – Петр показал на стоящие в санях три плетеные клетки, покрытые сверху холстом. – Я хозяина научу, как голубей к дому приучить.
– Не хозяина, а хозяйку, – поправил его Хворостинин. – Поезжай в бывший дом ключника Паисия. Там теперь Евфросиния живет с сестрой и дочкой. Скажи, что я велел им голубей к этому дому приучить с твоей помощью.
– Будем голубей для военной почтовой службы держать, – объяснил он стоявшему рядом Степану. – Стрельцы за ними смотреть не будут, а дочка ключницы их покормит, попоит, выпустит полетать, когда надо. Заплати Петру, сколько он запросит за голубей.
– А тебя, Петр, еще одну службу попрошу исполнить, – сказал он, обращаясь опять к сыну кузнеца. – Как отдашь голубей Евфросинии, съезди в Свято-Троицкий монастырь и привези оттуда мне Иллиодора. Епископ Сильвестр обещал его в священники рукоположить. Надо это побыстрее сделать, а то, неровен час, опять заболеет или иное что недоброе со стариком случится.
Петр завез своих почтарей Поляковым. Дома были только Арина и Авдотья. Он объяснил им, чем и когда кормить птиц, предупредил, что рожь им давать нельзя, что надо подкладывать в клетку мел и соль. Сказал, что потом поможет Авдотье дрессировать их, выезжая за город сначала на малые, а потом все на бóльшие расстояния, чтобы птицы могли научиться находить дорогу домой. Упомянул, что прилетать домой будут только те голуби, которые имеют пару.
Рассказав все эти премудрости, известные только настоящим голубятникам, Петр отправился за Иллиодором.
На обратном пути из Болдинского монастыря в Смоленск разговорчивый возница задал сидевшему рядом с ним на облучке саней обычно молчаливому монаху неожиданный вопрос:
– Скажи, Иллиодор, а почему бояре предают свою веру, народ русский и перебегают к врагам? Ведь все у них есть: и богатство, и почет, и слава, если служат государю исправно. Вот, Бороздны всем родом в Польшу бежали. Не будет же их роду там счастья – поляки их своими никогда не признают, относиться будут с презрением, заставят от веры отцов отказаться и от языка родного.
Иллиодор долго не отвечал, будто бы и не слышал заданного вопроса. Потом, тщательно подбирая слова, стал пересказывать содержание евангельской притчи:
– Дьявол селится в людях потому, что они готовят ему место нераскаянными грехами.
То ли от стоящего на улице мороза, то ли от пахнувшего на него внутреннего холода монах поежился и поплотнее запахнул полы висевшей на его плечах старенькой и худой епанчи.
Иллиодор продолжил:
– В благовествовании от Матфея сказано: когда нечестивый дух изыдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не обретает его. Тогда речет: возвращусь в дом мой, откуда вышел: и, вернувшись, находит его незанятым, выметенным и убранным.
Тогда идет и берет с собой семь иных духов, злейших себя, и войдя, живут они там: и будет последнее человеку горше первого: так будет и роду этому лукавому.
Монах опять поежился и еще сильнее закутался в свою епанчу.
– Пустым же человек бывает, если его оставит Святой Дух за нераскаянные грехи: большие и маленькие, – добавил монах от себя. – Вот и наши бояре поддались духу сребролюбия, а он привел с собой к ним в душу злейшего духа – гордыню. А что есть гордыня? Презрение к ближнему, предпочтение себя, пригвождение к земному, хула, неверие, непокорность Закону Божию и Церкви, неповиновение властям. А в конце концов – смерть души.
