Особенно всех увлекло чтение «Повести о белом клобуке». В этой повести рассказывалось, как царю Константину явились во сне апостолы Петр и Павел и показали ему форму, по которой должен быть сшит белый клобук папе в знак его церковного главенства; Константин велел сшить клобук и возложил его на голову папе Сильвестру, после чего, не желая царствовать в том же месте, где правит наместник Божий, он перенес свою столицу из Рима в Константинополь.
Преемники Сильвестра забыли благочестивую жизнь и не почитали клобука, за что должны были снять этот символ и переслать его в Константинополь патриарху.
Раз патриарху явился ночью «юноша светлый» и велел отправить клобук в Великий Новгород, «и да будет там носим на главе Василия архиепископа»; с тех пор «утвердися белый клобук на главах святых архиепископ Великого Новгорода».
За время болезни князя из Москвы в Смоленск вернулся Михаил Черный. Он доложил, что суда над Шуйским не было. Следствие проводил Малюта Скуратов и нашел, что вины князя в том, что его слуга сбежал в Польшу, нет. Он согласился также с оправданием князя, что турецкие золотые принадлежали сбежавшему слуге, а не ему.
Черный высказал подозрение, что Скуратов сознательно вывел Шуйского из-под царского гнева. Не случайно, сразу вслед за освобождением Шуйского из тюрьмы, по Москве начали ходить слухи о том, что Скуратов намеревается отдать свою младшую дочь Екатерину за сына Иван Андреевич – Дмитрия. Это при том, что невесте было уже двадцать три года, а жениху только двенадцать лет. Этот брак позволял Григорию Лукьяновичу породниться с одним из самых влиятельных княжих родов в Московском царстве. Старшую дочь Анну Скуратов отдал до этого за Ивана Михайловича Глинского – племянника царя Ивана Васильевича, а среднюю, как мы уже знаем, за молодого Бориса Годунова.
Более того, на днях Иван Андреевич Шуйский, по указу царя, стал главой опричной Думы. И это после того, как он просидел неделю в подвале сторожевой башни у Хворостинина. Ничего, что команду арестовать смоленского наместника дал сам царь, в подвал-то его посадил именно Дмитрий Иванович.
Опричник Черный привез не только плохую новость про князя Шуйского. Было еще две хорошие новости.
Вместе с опричником из Москвы прибыл большой обоз с пищалями, огненным припасом, шлемами и другим снаряжением для вновь набранных стрельцов.
А еще Черный привез с собой из Юрьева Юргена фон Фаренсбаха. Царь, на удивление быстро, отреагировал на просьбу Хворостинина и написал указ об освобождении капитана и разрешении ему набирать в Ливонии воинов на московскую службу.
Капитан явился на следующий день после визита Черного к раненному князю прямо в дом Поляковых, представился и выразил готовность беззаветно служить русскому царю, но за хорошую плату. Это был почти двухметрового роста молодой худой немец с большой, покрытой белесыми волосами головой и грубыми чертами лица, на котором ярко сияли голубые, совершенно невинные глаза. На нем были надеты сильно поношенный кожаный поддоспешник и узкие штаны-чулки, заправленные в высокие кожаные сапоги. Капитан плохо говорил по-русски, и все время приходилось прибегать к талмаческим услугам Степана.
Для найма рейтар Фаренсбах попросил выдать ему аванс. Поскольку большого доверия к немецкому капитану не было, то на руки ему выдали только причитающееся, как командиру, жалование. Хворостинин заключил с ливонским рыцарем договор о посредничестве при найме трех сотен опытных воинов на конях, в доспехах и с огнестрельным оружием. Солдатам деньги должен был платить Степан, которого князь откомандировывал вместе с капитаном в Ливонию. Надолго расставаться со Степаном Хворостинину не хотелось, но другого выхода проконтролировать набор немецких рейтар не было.
Отроковица Прасковья
Угон русского полона в Орду. Венгерская хроника 1488 г.
Татары напали на поместье Дмитрия Ивановича Хворостинина тогда, когда его младшая сестра Анастасия, 14 лет отроду, закончила пришивать ленту к подолу сарафана служанки Прасковьи и уговаривала ее примерить обнову.
– Как можно носить такой красивый сарафан по дому, княжна? – отказывалась служанка надеть на себя сарафан, расшитый яркими красными павлинами с золотыми и серебряными перьями, заморскими цветами и травами.
Прасковья ждала, когда княжна закончит свою работу, стоя рядом в нижней рубашке, поверх которой была накинута простая крестьянская понёва.
– Вовсе сарафан и не богато расшит. Вот я его сейчас сама надену, а ты посмотришь, как он ладно выглядит со стороны.
Анастасия скинула богатое княжеское одеяние, мешавшее ей серебряное монисто, надела сарафан служанки и стала рассматривать себя со всех сторон в маленькое зеркальце из полированной пластины серебра, которое держала на вытянутой вперед руке.
Служанка смотрела на хозяйку и радовалась ее молодости и привлекательности. Княжна светилась той особой красотой, какая бывает у длинноногих и длинноруких, немного нескладных девочек-подростков, которые вот-вот расцветут и сделаются обворожительными женщинами. В Анастасии все было хорошо: открытое лицо, яркие карие глаза, прямой нос с маленькой родинкой у правого крыла, длинные русые косы.
Прасковья была, собственно, даже не столько служанка, сколько подружка молодой княжны. Анастасия рано потеряла мать и ее воспитывала дворовая нянька. Когда же девочка немного подросла, отец, который был все время в разъездах по делам военной службы и не мог посвящать ей достаточно времени, взял в дом сироту из крестьянской семьи, лет на пять старше дочки. Та играла с молодой княжной, учила ее рукоделию, песням, помогала управляться по хозяйству. Именно Прасковья и научила Анастасию искусству вышивать золотыми и серебряными нитями.
Когда Анастасия поехала погостить к старшему брату Дмитрию в поместье после смерти отца, она взяла с собой служанку.
Отряд татарских всадников налетел на поместье Хворостининых с диким воем и гиканьем. Кочевники побили стрелами и порубили саблями находившихся на дворе невооруженных мужчин и задержались только у входа в терем, в дверях которого забаррикадировались конюх Игнат и крестьянин Евсей, коловшие по случаю неподалеку дрова на зиму. Они вдвоем ожесточенно отбивались от пытавшихся проникнуть в дом татар плотницкими топорами.
«Татары!» – вскрикнула служанка, после того, как услышала гиканье и вой налетевших всадников. В детстве она уже пережила налет кочевников на свою деревню. В результате этого налета Прасковья лишилась всей семьи, которую кочевники частью убили, а частью увели в полон. Сама она спаслась только потому, что прямо перед тем, как напали татары пошла за водой к колодцу на задний двор и успела спряталась в нем. В колодце, в ледяной воде она пряталась несколько часов, пока ее оттуда не извлекли воины отца Анастасии – Ивана Михайловича Хворостинина, шедшие по следам татар.
