Каждый рейтар заключил договор об обязательстве нести службу в течение полугода за плату, в пересчете на московские деньги, 8 рублей. Это было в два раза больше, чем платили стрельцам или детям боярским. Офицер, а их в отряде насчитывалось восемь человек, получали жалование в два раза большее, чем рядовые.
Все наемники прибыли со своим оружием, в железных доспехах и на конях. Степан выдал немцам аванс, а маркитантский обоз подтянулся сам собой. Отряд шел через Литву, но их не задержали, поскольку там недавно умер король Сигизмунд и никому не было дела до небольшого отряда немецких наемников.
– А что немцы за люди-то? – полюбопытствовал Петр.
– Да, так, – неопределенно ответил Степан и поморщился. – Ко всем другим народам относятся высокомерно, считают себя людьми первого сорта.
До Молодей объединенный отряд ехал быстрым ходом около полутора суток и прибыл только под вечер. Петр недавно побывал в этих местах вместе с отцом. Они как раз осматривали тогда по поручению Хворостинина незаметные пути для прохода войск и обоза к холму.
Теперь знание места очень пригодилось. Юноша провел отряд рейтар и обоз по оврагам так, что татарские разъезды их не заметили. Делу помогло то, что накануне днем татары понесли тяжелые потери в ходе первой попытки захватить «русский обоз на холме».
Стоявшие в охране с тыльной стороны гуляй-города стрельцы заметили приближение непонятного войска поздно и чуть не начали палить по нему из пищалей.
Хорошо, что стрелецкий десятник Юрий Нечаев, бывший начальником стрелецкого дозора, узнал начавшего кричать охране издалека Петра. Он приказал отставить стрельбу, убрать рогатки с дороги и пропустил отряд и обоз внутрь русского лагеря.
Петр пошел со Степаном и немецким капитаном в гуляй-город. Как и ожидалось, он получил благодарность от Воротынского за то, что привел рейтар и привез продовольствие. Одновременно его отругали Хворостинин и отец за то, что он привез с собой в лагерь женщин и детей. Впрочем, нагоняй этот был весьма формальным, поскольку оставить их в лесу одних было намного хуже.
Стрелецкий десятник Юрий Нечаев
Стрелец. Из альбома Э. Пальмквиста 1674 г.
Отец стрелецкого десятника Юрия Нечаева Никита кормился с гончарного ремесла. Он копал в овраге за городом глину, вымачивал ее в воде, а потом лепил из полученного сырья на вращаемом ногой гончарном круге горшки, плошки, чашки и прочие важные для хозяйства изделия. Эти изделия обжигались потом в стоящей во дворе печи, топившейся дровами. Для придания продукции прочности и водонепроницаемости, в горячую печь бросали поваренную соль – муравили таким образом посуду. Выходила ровная, красивая, а главное удобная в пользовании продукция, которая хорошо раскупалась другими посадскими и окрестными крестьянами на ярмарках, которые регулярно проходили в Смоленске.
Отец передал тайны гончарного ремесла Юрию, но оно ему было не по душе. Повзрослев, юноша пошел в земское ополчение, воевал в Ливонии, а потом записался в стрельцы. Служил он с удовольствием, был исполнителен, хорошим стрелком и, тогда еще сотник, Огнев произвел его в десятники.
Получаемого жалования – 4 рублей в год – хватило Нечаеву на то, чтобы поставить недалеко от родительской свою собственную избу, жениться на соседской девушке Пелагее и завести двоих детей – мальчика и девочку.
Когда Шуйский перестал платить стрельцам жалование, Юрий приноровился тайно ходить в свободное от службы время в дальний казенный лес и бить там разную живность. Тратить на это государев порох и свинец не разрешалось, и он прикупал огненное зелье у торговцев в городских лавках. Делился мясом подстреленных диких кабанов и косуль со своими подчиненными. Пелагея выращивала на приусадебном огороде овощи и фрукты.
Юрий служил вместе с мужем Евфросинии в одной сотне и поэтому, когда тот погиб, поддерживал вдову с ребенком как мог, в том числе и продуктами. Поляковы жили с ними в одной слободе, которая так и звалась Стрелецкой.
Попавшего в тюрьму Огнева Нечаев не бросил, поскольку был благодарен ему за то, что тот произвел его в десятники. Никто не знал, но это именно он, во время выдавшейся оказии, отвез жалобу сотника в Москву и бросил в особый ящик, висевший на стене возле дверей Челобитного приказа.
При Хворостинине небольшой отряд Юрия стал выполнять роль личной охраны наместника. Высокий и статный, он хорошо смотрелся во главе команды из специально отборных воинов. Десятник много раз ездил по поручению Дмитрия Ивановича по вотчинам местных бояр – развозил приказы, напоминал, чтобы они выставили определенное в разрядных ведомостях количество воинов.
Когда Йосиф привез обоз с оружием, воевода отдал Нечаеву и его стрельцам немецкие пищали с нарезными стволами. Они были мощнее и били много дальше гладкоствольных, изготовляемых русскими мастерами. Правда, под эти пищали пришлось переделывать банделиры – одевавшиеся через левое плечо кожаные перевязи шириной в ладонь с кожаной сумкой, в которой хранился запас пуль, сала, пыжей и принадлежностей для чистки оружия. К перевязи на шнурах привешивались «зарядцы» – оклеенные кожей точеные из дерева трубки с крышечками, которые использовались для хранения пороха. Под мощные немецкие ружья, требовавшие большего объема пороха, пришлось мастерить «зарядцы» большего объема. Таких «зарядцев» было на каждой перевязи двенадцать штук.
В дополнение к банделиру стрельцу полагалась пороховница-натруска, в которой хранился порох, насыпаемый на полку. Каждому стрельцу для несения боевой службы выдавались кусок фитиля, минимум в сажень длиною, три фунта пороха и шесть фунтов свинца.
Юрий вместе со своим десятком научился бить из немецких пищалей очень точно и далеко – на расстоянии в сто аршин они мог легко снять всадника с коня.
После того, как защитники гуляй-города отбили атаку конного отряда принцев Хаспулата и Шардана, Нечаев забрался на одну из телег и осмотрелся. Все поле перед холмом было устелено трупами татар и их коней.
«Ловко придумал наш воевода укрываться в обозе за дубовыми щитами, – подумал Нечаев. – Стрельцов и ополченцев только с полтора десятка ранило, когда супостаты стали стрелами навесом бить, да одного пушкаря убили через открывшийся во время выстрела порт. Кочевников же тут, похоже, целый тумен лежит. Еще наших всадников десятка три-четыре убили и тяжело ранили, когда они вступили в съемный бой, то есть в рукопашную схватку с татарами».
Юрий пошел к своим подчиненным. Они вместе отодвинули телегу, закрывавшую вход в гуляй-город, вышли наружу и спрыгнули вниз с кромки холма на поле боя. Воротынский приказал смоленским стрельцам подобрать на поле битвы раненных русских воинов и унести их в гуляй-город. Тела погибших надо было перенести за холм, поближе к дубраве, где их никто бы не потревожил.
