Стрельцы перезарядили свои пищали и дали еще один залп. Еще три десятка турок упало на землю. Оставшиеся в живых бросилась на колени и стали просить пощады.
Нечаев повел своих воинов в атаку на турок с саблями и бердышами наперевес. При приближении стрельцов тяжело раненный Балабан хотел крикнуть им на русском:
– Не убивайте, я свой, меня зовут Иван!
Однако сказать этого он не смог, поскольку родной язык уже совсем забыл, да и каким русским он был без православной веры?
Юрий добил янычара Балабана ударом сабли.
Никто из стрельцов не высказал сожалений по поводу того, что командир дал команду уничтожить турок, которые не сопротивлялись. Ведь всего день тому назад турки беспощадно порубили их товарищей, защищавших подходы к гуляй-городу.
Практики использования рабского труда пленных на русской земле не было. Продавать их на рынке Кафы никто не помышлял. Надежд обменять рядовых татар и турок на русских пленных в Крыму тоже не было, поскольку татары своих из плена не выкупали и на чужих пленных не меняли.
Знатного турка Нечаев сам связал заранее приготовленной веревкой. Вот его можно было попробовать обменять на русских полонян.
Казаки догнали турецкую пехоту недалеко от реки Нара. Они сходу набросились на пехотинцев и стали колоть их пиками и рубить саблями. Турки ощетинились небольшими копьями и, отчаянно отбиваясь, стали отходить к реке. Турок было пятнадцать тысяч, и одолеть их двум тысячам казаков было невозможно.
Тут подъехали рейтары Фаренсбаха в своих черных доспехах и стали расстреливать турок из пистолетов, точно так же, как совсем недавно Хворостинин расстреливал арьергард татарского войска.
Передний ряд всадников рейтарской колоны делал два-четыре залпа, расходился по странам, освобождая позиции следующему ряду, а сам уходил в хвост колонны перезаряжать свое смертоносное оружие. Действие это происходило с немецкой педантичностью и ряды турецких пехотинцев постепенно таяли.
Отступая, турки дошли до реки и попробовали переправиться на другую сторону. Река была не широк-ной, всего аршин в сорок, но в этом месте, на повороте, глубокая и бурная. К тому же мужики из центральных районов безводной Анатолии плавать совсем не умели и в массе своей тонули, не добравшись даже до середины Нары.
Некоторым турецким пехотинцам удавалось все же переправиться на другой берег, и они убегали в степь, где прятались среди высокой травы.
Петр прискакал к берегу Нары вместе с казаками. Он сначала стрелял по туркам из своего самострела. Когда же стрелы закончились, то сообразил, что можно найти брод, переправиться на другой берег и там бить выходящих из воды турок секирой.
Присмотрев невдалеке от места сражения еще не сожжённую врагами деревеньку, он поехал туда и стал искать местных жителей. Нашел только седого деда, который от старости с трудом передвигался на своих ногах, а потому не убежал в лес при приближении вражеских войск, а спрятался на сеновале под крышей своей избы.
– Дед, есть тут поблизости брод через Нару, чтобы перебраться на другой берег? – спросил Петр у старого крестьянина.
Дед был глуховат и потому переспросил:
– Что? Брод? Есть, как ему не быть. Мы по нему перебираемся на другой берег траву косить.
Дед показал рукой на большой ворох пахучего сена, в котором он прятался.
– А тебе зачем брод-то, удалец? – поинтересовался крестьянин.
– Да нам надо турок с той стороны реки встретить и порубить, – нетерпеливо ответил Петр.
– Что? Турок порубить? Это дело хорошее. Подсади меня на своего коня сзади – я и покажу тебе, где нашу речку можно перейти вброд.
Дед показал место переправы. Оно было всего в версте выше того места, где еще шло сражение с турками.
Оставив деда у брода, Петр помчался к своим. Подъехав, он выкликал с поля сражения атамана Черкашенина и рассказал ему, что нашел место переправы через Нару.
Атаман решил посоветоваться со стоящими невдалеке командиром запорожцев и руководившим немцами Фаренсбахом.
Было решено, что запорожцы и немцы останутся добивать остатки турецкой пехоты, а казаки переберутся на другой берег, но не станут ловить укрывавшихся в траве турок, а пойдут через Тарусу, перейдут вброд Оку возле Алексина и поскачут правым берегом к Дракину. Там они попробуют помешать переправе татар через Оку. Про то, что переправы татарских войск в том месте не будет, они знать еще не могли.
Донские казаки по команде атамана перестали палить из пищалей по туркам и поскакали к переправе.
Дед, который поджидал на берегу речки Петра, сказал ему:
– Куда же ты поскакал, удалец? Забыл, что меня надо обратно до деревни довезти?
– Некогда, дед. Надо теперь татар бить! – опять нетерпеливо ответил ему Петр.
– Постой, Петр, – вмешался атаман Черкашенин. – Тебе надо поехать к Хворостинину и доложить ему, что донцы пошли мешать татарам перебраться на другую сторону Оки у Дракина. Пусть он доложит об этом посыльным Воротынскому. Скажи также, что пехотинцам надо подсобить запорожцам и Фаренсбаху турецкую пехоту добить, а то у них боеприпасы заканчиваются.
Информация эта была важная, ее следовало скорее довести до начальства и поэтому Петр беспрекословно отправился обратно к гуляй-городу. Деда он взял с собой и подвез до его родной деревни.
Дед сидел за спиной Петра и ворчал:
– Говорил же я тебе, не спеши! Меня не послушался, так хоть атаман тебя, юнца, в лагерь обратно отправил.
Михаил Черкашенин, действительно, отправил Петра к Хворостинину не только потому, что надо было передать важную весть Воротынскому. Он не хотел брать с собой на серьезное дело пятнадцатилетнего парня, даже такого смелого и смышлёного.
Атаман вспомнил своего сына Данилу, который когда-то был в таком же возрасте как Петр, и его все время приходилось оберегать от разных неприятностей. Сын его из-за плохого присмотра оказался сейчас в татарском плену, и Михаил корил себя за это.
Петр приехал в лагерь и доложил Хворостинину последние новости с поля боя. Тотчас же воевода отправил на берег Нары оказавшийся поблизости отряд смоленских стрельцов, а самого Петра послал с известием о переменах в диспозиции войск к Воротынскому.
Донской казак Данила
Рисунок А. В. Красникова. Казак. Середина XVI века
Во время похода Данилу посадили в запряженную двугорбым верблюдом просторную арбу с полукруглой надстройкой из ивовых прутьев. В арбе он ехал вместе с татарином Фазылом, который имел громкое звание помощника смотрителя ханского саадака. Татарин отвечал за ремонт луков, стрел, сабель, кинжалов, ружей и пистолетов Девлет-Гирея, а заодно был стражем «русского мастера».
