* * *
Сегодня я иду на инъекцию велкейда. Ирв, конечно, сам везет меня в больницу и, как всегда, остается со мной. Первым делом у меня берут кровь на анализ – быстрая и в целом безболезненная процедура. Результаты лабораторных исследований позволяют врачу определить точное количество препарата, необходимое для достижения оптимальной концентрации для человека моего роста и веса. Меня успокаивает такой индивидуальный подход, особенно после инсульта, от которого я чуть не умерла.
Инъекцию велкейда проводит медсестра. Сотрудники медицинского центра чрезвычайно расторопны и дружелюбны. Они отвечают на все мои вопросы, заботливо накрывают меня теплым одеялом и дают яблочный сок на случай, если мне захочется пить. Инъекция делается в область живота и длится всего несколько секунд. В кои-то веки я рада, что местами у меня есть лишний жирок.
Потом мы с Ирвом идем обедать в Стэнфордский торговый центр. Во время еды я осознаю, что на самом деле получаю удовольствие! Надеюсь, хорошее самочувствие сохранится как можно дольше.
* * *
Вопреки моим опасениям последствия от введения лекарства оказались незначительными. Одна из причин, по которой велкейд не вызывает ужасных побочных эффектов, состоит в том, что перед инъекцией я принимаю стероиды. Они снимают тревогу и придают бодрость. Правда, у них есть один недостаток – после приема я так плохо сплю, что вынуждена прибегать к мощным снотворным.
Однажды вечером к нам в гости приходят наши соседи Лиза и Герман. Мы едим пиццу, которую они принесли с собой. Десять лет назад у Лизы обнаружили рак молочной железы, и после интенсивного лечения, включавшего мастэктомию, лучевую терапию и химиотерапию, у нее наступила ремиссия. Я с облегчением слышу, что она тоже мучилась бессонницей в те дни, когда принимала стероиды, и прекрасно знает, какое влияние химиотерапия оказывает на мозг и мышление. Ее опыт заставляет мои симптомы казаться «нормальными» – в каком-то смысле даже эфемерными. Сейчас Лизе 65 лет; она продолжает вести полноценную жизнь, пышет энергией и вместе с мужем продолжает работать организационным психологом.
Я снова могу сидеть за компьютером, отвечать на электронные письма и писать. В свободное время я подбираю материал для Стэнфордского архива, в который мы сдаем бумаги и книги вот уже десять лет. Ирв поручил это мне, так как его, похоже, не волнует, что станется с его бумагами. Когда Ирв возражает, что никому эта писанина не нужна, я напоминаю ему, что два человека уже консультировались с его архивами: Сабина Гизигер для своего фильма «Лекарство Ялома» и Джеффри Берман для книги о наследии Ирва
[15].
Я беру еще один ящик, набитый бумагами, и мое сердце снова сжимается от мысли, что большая часть нашей жизни умрет вместе с нами. Документы в архивах могут дать лишь ключ к пониманию природы индивидуального бытия. Именно исследователь, историк, биограф или кинорежиссер должен вдохнуть жизнь в материалы, которые бережно хранятся в библиотечных контейнерах. О некоторых документах, вроде двух статей, над которыми мы работали вместе с Ирвом – о чувстве вины и вдовах, – забыли даже мы сами. Когда и зачем они были написаны? Были ли они опубликованы?
Некоторые фрагменты нашего прошлого вызывают у меня улыбку – например, письмо 1998 года от писательницы Тилли Олсен, написанное ее неподражаемым мелким почерком. Тилли участвовала в программе публичных интервью, которые я организовала в Стэнфорде. Впоследствии все они вошли в сборник под названием «Женщины-писательницы Западного побережья»
[16], содержащий превосходные фотографии Марго Дэвис. Тилли была невозможной и в то же время необычайно умной и талантливой. Однажды, выступая перед моими учениками в Стэнфорде, она огляделась вокруг и сказала: «В привилегиях нет ничего плохого. Просто они должны быть у каждого».
От многих бумаг давно следовало избавиться. Кому нужны эпитафии с сотен американских кладбищ? И все же мне больно выбрасывать эти документы. Каждая папка посвящена одному из кладбищ, которые мы посетили с моим сыном Ридом, когда путешествовали по США в поисках материала для нашей книги «Американские места упокоения». Миллионы людей воздвигали надгробные плиты над останками своих близких. Есть что-то утешительное в камне, на котором выгравировано имя вашего любимого, ибо камень – вечен. Я рада, что книга до сих пор переиздается.
Сортировка бумаг может вызвать сильные эмоциональные переживания у любого человека. Что касается меня, то я всегда много писала, а потому этот процесс иногда потрясает меня до глубины души. В одном из ящиков я нахожу документ под названием «Что для меня важно», написанный около десяти лет назад для выступления в Стэнфорде. Я ошеломлена. В моей нынешней ситуации содержание этой речи особенно актуально:
Вчера утром я проснулась с мыслью о четырехлистном клевере. Я сразу поняла, что это как-то связано с моим сегодняшним выступлением. Сновидения и грезы часто служат для меня средством заглянуть глубже в себя… Этот образ меня озадачил, потому что я планировала говорить о трех вещах. Если допустить, что их символизируют листья клевера, то что олицетворяет четвертый лист?
1. Главное для меня – это моя семья и мои близкие друзья. В этом смысле я такая же, как почти все люди…
2. Для меня важна моя работа, не столько как профессора, сколько как писательницы, обращающейся к читателям как внутри, так и за пределами академического круга…
3. Для меня важна Природа, другая форма красоты и истины. На протяжении всей моей жизни природный мир был для меня источником наслаждения, утешения и вдохновения.
4. Кажется, я вспомнила, что представляет собой четвертый лист клевера. Он связан с нравственностью, с поиском смысла и жаждой человеческого участия, с нашим отношением к природе. Со всем, что мы понимаем под емким термином «духовность».
Не существует универсального, единого рецепта, который подходил бы каждому; каждый должен найти то, что имеет значение лично для него. К счастью, по пути встречаются подсказки и указатели. Я черпала стимулы для самосовершенствования из многих источников, писаных и неписаных: это английские и американские поэты, Библия, Пруст, Максин Хонг Кингстон, стайка перепелов и распускающийся бутон розы. Я ношу в себе память о своих родителях, учителях и коллегах, которые были образцом великодушия и любви. И я бережно храню в своем сердце строку из 22-го псалма: «Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей». Всеми силами я стараюсь следовать этому завету и надеюсь передать его следующему поколению. Теперь, когда мое земное время подходит к концу, я мечтаю прожить оставшиеся дни в соответствии с этими принципами.
* * *
Несмотря на все разочарования и неприятности, бывают моменты, когда я рада, что жива. Недавно к нам на ужин приезжали наши близкие друзья из Стэнфорда и округа Марин, и я смогла провести с ними три часа. Конечно, отчасти я обязана этим Дэвиду Шпигелю со стэнфордской кафедры психиатрии и Михаэлу Красному, наиболее известному своим шоу «Форум» на радиостанции KQED, которые прелестно рассказывают еврейские анекдоты.
