Процесс переселения сопровождался унижениями и оскорблениями со стороны военных чинов. Способствовала такому отношению к переселенцам позиция августейшего верховного главнокомандующего, дяди российского императора великого князя Николая Николаевича, призывавшего по архаичному принципу талиона («око за око, зуб за зуб») мстить немцам в России за зверства германской армии. Так, в телеграмме на имя председателя Совета министров от 3 октября 1914 г. великий князь писал: «Невероятные ужасающие зверства, чинимые германскими и отчасти австрийскими войсками, все более и более подтверждаются. Зверства германцев относятся не только к нашим раненым, но и к мирным жителям. Не щадят даже стариков, женщин и детей. Грабеж повальный. Ввиду этого считаю необходимым просить Вас о безотлагательном принятии самых решительных и суровейших мер относительно подданных воюющих с нами государств, без различия их общественного положения, на всем пространстве, приравнивая их к военнопленным. Неприятие подобных мер может вызвать справедливое чувство негодования»
[1103]. При обсуждении телеграммы в Совете министров против предложения великого князя приравнять к военнопленным всех иностранных подданных, т. е. не только мужчин призывного возраста, но и женщин, стариков и детей, выступил министр иностранных дел С. Д. Сазонов, который предупредил о возможном симметричном ответе Германии в отношении русских подданных, оставшихся за границей, и предложил оставить принимаемые по отношению к немцам меры в экономическом русле. В итоге министры, отметив, что ввиду начавшейся в обществе стихийной борьбы с немецким засильем для подданных воюющих с Россией держав и так создано тяжелое положение в правовом, нравственном и экономическом отношении, оставили телеграмму верховного главнокомандующего без последствий
[1104].
Но даже тем, кому не грозило в ближайшее время выселение, приходилось трудно. Газета «Петроградский листок» сообщила о драме, разыгравшейся 20 августа 1914 г. в доме № 102 по Горушечной улице, где проживал двадцатилетний немец-парикмахер Александер фон дер Фур. С началом войны он лишился работы и не мог найти себе новый заработок. Не рассчитывая на помощь и отчаявшись, он принял яд, и хотя соседи доставили его в больницу, он скончался, не приходя в сознание
[1105]. Подобные истории вошли в привычную картину дня.
Для многих обрусевших немцев последним шансом на сохранение привычной жизни оставалось принятие русского подданства. 4 августа 1914 г. в 10 часов утра в канцелярии московского градоначальника собралась толпа немцев и австрийцев, желающих подать на высочайшее имя прошение о переходе в русское подданство. Для демонстрации своих патриотических чувств собравшиеся запели российский гимн, закончив его громким криком «ура»
[1106]. Однако из‐за охватившей общество шпиономании удовлетворялись далеко не все прошения. Как правило, в первую очередь шли навстречу славянским уроженцам Австро-Венгрии при поручительстве за них заслуживающих доверия лиц или существующих в империи чешских и иных славянских организаций.
Получение русского подданства не защищало этнических немцев и австрийцев от унижений со стороны русского населения. Всем носителям нерусских фамилий приходилось испытывать на себе последствия распространившейся в стране шпиономании. Выходом в этом случае становилась подача прошений о смене фамилий, к чему прибегали многие обрусевшие немцы. Подозревали русских немцев, не сменивших фамилий, и в прямом вредительстве. В частности, появлялись слухи о врачах-вредителях. В июле 1915 г. крестьянин Московской губернии Андрей Гончаров написал донос на женщину-врача Нехорошевской земской лечебницы А. Г. Гамбургер, которая якобы вела пропаганду против всего русского, хвалила немецкую армию и ругала русскую. Пристав Связавский и урядник Орлов провели негласное расследование, опросили больных и сослуживцев Гамбургер в больнице, крестьян близлежащих сел, которые охарактеризовали ее с положительной стороны, не подтвердив ходивших о ней слухов
[1107].
15 октября появилось распоряжение МВД ускорить процесс выселения и в двухнедельный срок очистить Петроград от подданных враждебных держав. Петроградский городской голова И. И. Толстой возмущался предполагавшимися методами действий: «Вчера… объявлено о выселении в двухнедельный срок всех германских и австрийских подданных всех возрастов и обоих полов; кто в этот срок не выедет добровольно, тому угрожают насильственным удалением… Таких подлежащих выселению, оказывается, в Петрограде и губернии около 20 000! Между выселяемыми есть многолетние сожительницы русских „мужей“, от которых они имеют детей, не видавших иной страны, кроме России, есть гувернантки и бонны, живущие в русских семьях по 30 и по 40 лет, есть старики и старухи, забывшие, что они нерусские, и сохранившие подданство или из лени, или из‐за паспортных удобств… даже лица подавшие прошения (после начала войны, но также и раньше) о переходе в русское подданство, не исключены из общего правила о выселении… В петроградской газетной семье ликует по поводу этой чисто каннибальской меры, кажется, только „Суворинская лавка“: и „Новое время“ и „Вечернее время“ захлебываются от восторга, расхваливая „мудрость“ и патриотизм российских администраторов»
[1108].
Некоторые обыватели вызванную войной дезорганизацию общей инфраструктуры империи отнесли на счет тайного вредительства немцев. 16 августа 1914 г. некий Назимов писал из Варшавы своему куму в Царское Село: «Ровно сутки прошло для переезда с одного вокзала на другой. Вопиющее отношение Варшавско-Венской ж. д. Полная неприспособленность и халатность, если не умышленная преступность. Вся администрация этой дороги с немецкими фамилиями. Начальник дороги — Паукер, начальник службы движения — Вейс. Всю эту ночь не спал из‐за этих непорядков…»
[1109]
В августе 1914 г. проживавший в Стрельне Петроградской губернии часовой мастер Ф. Ю. Шультхейс по почте получил весьма грозное письмо, написанное красным карандашом: «По постановлению тайного кружка бойкота немцев и истребления всех немецких товаров и торговых заведений, предлагаем внести добровольно в пользу раненых триста рублей». В результате возникшего разбирательства выяснилось, что автором письма был чиновник канцелярии соединенного и первого кассационного департамента Правительствующего сената Н. В. Паршин, которого Петроградский губернатор граф А. В. Адлерберг приговорил к штрафу в 50 рублей
[1110]. Русская этническая немка 30 октября 1914 г. писала из Екатеринослава на немецком языке своему сыну: «Ах, хоть бы кончилась наконец война. Сколько горя она уже принесла и сколько его еще будет, особенно для нас, немцев. Русские никак не могут поверить, что мы действительно верноподданные, и сколько мы приносим жертв, чтобы доказать это. Дай Бог им поверить, что мы любим дорогого государя не меньше всякого коренного русского»
[1111].
