Вместе с тем противоречия между союзниками по Антанте носили более глубокий характер. Республиканская Франция и конституционная монархия Великобритании рассматривались русскими правыми кругами как источник опасности для российского самодержавия, тем более что западная антигерманская пропаганда и отечественная демократическая представляли войну как борьбу демократии с царизмом и деспотией. Л. Андреев 4 октября 1914 г. иронизировал, что будь российские власти умнее, «они дрались бы с Вильгельмом против Франции и Англии»
[1146]. К концу 1916 г. в правых кругах возросла настоянная на слухах уверенность, что Дж. Бьюкенен поддерживает российских революционеров
[1147].
Несмотря на то что, по мнению некоторых современников, массовая германофобия вытесняла антисемитизм, последний также расцветал в годы войны. Тульский обыватель в октябре 1914 г. в письме сделал точное замечание: «Антигерманизм, антисемитизм, антиукраинство — это все ягоды одного поля, растущие на одном корне и друг друга питающие. Чем полнее расцветет антигерманизм, тем ярче распустится юдофобство»
[1148].
Прежде всего резкий всплеск юдофобии прокатился по прифронтовым регионам. Так, польская националистическая печать, вдохновленная обещаниями Николая Николаевича и желая засвидетельствовать свою преданность России, принялась «разоблачать» поведение евреев, умудрившись перещеголять в антисемитизме даже правые российские издания. Наряду с русскими немцами евреи обвинялись в массовом шпионаже в пользу Германии. Учитывая ущемленное положение евреев в России, многие априори считали их предателями. Однако ущемленное положение других народов России также могло являться поводом к подобным подозрениям. В частности, в перлюстрированной корреспонденции можно усмотреть проявления коллаборационизма среди мусульман Кавказа, не желавших воевать с мусульманами-турками, украинцев, чьи соплеменники в Австрии пользовались большими национальными правами, и тех же самых поляков, мечтавших о независимости и считавших Россию тюрьмой.
Политика великого князя Николая Николаевича по массовому выселению «неблагонадежных элементов» из прифронтовой полосы подвергалась критике не только обывателями, но и высшим чиновничеством. Так, дворцовый комендант В. Н. Воейков писал о главнокомандующем: «Великий князь, будучи неуравновешенным, поддавался впечатлениям минуты; никогда не имея определенного плана действий, он, под влиянием многочисленных советчиков, нередко отдавал, как говорят французы, „ordre“ (приказ), „contre ordre“ (отмена), тем самым создавал „désordre“ (путаница). Особенно много жалоб поступало на его распоряжения по эвакуации Царства Польского. Несмотря на неоднократные обращения по этому поводу Совета Министров к штабу Верховного Главнокомандующего, продолжалось полнейшее разграбление нашими отступавшими войсками мирного населения, разгром богатейших усадеб с историческими дворцами и совершенно ненужные выселения местных жителей, приводившие польский край к полному разорению и к наводнению центральных губерний России насильно эвакуируемыми из черты оседлости евреями»
[1149].
У обывателей претензий в адрес евреев было больше, чем в адрес этнических немцев. Если последних обвиняли в сочувствии Германии и шпионаже, то евреи, торговавшие продуктами, обвинялись в намерении отравить русских солдат, а поддавшиеся юдофобии раненые пугали друг друга, что врачи-евреи в лазаретах специально без необходимости ампутируют воинам конечности. Генерал Н. Н. Янушкевич, начальник штаба Верховного Главнокомандования, распространение в армии сифилиса объяснял кознями евреев, которые на свои деньги содержат зараженных женщин и предлагают их русским солдатам
[1150]. Абсурдность слухов не смущала массовое сознание в условиях распространения коллективных фобий. В конце концов юдофобия привела к тем же результатам, что и германофобия: образ еврея-врага перенесся на представителей правящей династии. Так, крестьянин Ярославской губернии Василий Трофимов сказал 15 августа 1915 г.: «Николай Николаевич… из евреев, боится немцев и находится в их руках; государыни наши тоже из евреев»
[1151]. В кругах образованных антисемитов, понимавших цену слухам о еврейском происхождении членов династии, говорили о связях Распутина с евреями-банкирами и уже через него переходили на демонизацию императрицы Александры Федоровны.
В начале ноября 1914 г. население Львова жило ожиданиями еврейского погрома. В качестве профилактической меры евреи выставляли в своих окнах православные иконы, причем то же самое делали представители и других национальностей, включая русских, опасавшихся, что возбужденная толпа может перепутать их с евреями
[1152]. Антисемитский мотив часто вспыхивал во время продовольственных погромов, когда агрессивные крестьянки, солдатки, начиная громить рыночные лавки, обвиняли еврейских торговцев во взвинчивании цен. Подобные события разыгрались 7 мая 1916 г. в Красноярске: торговка мясом еврейка Ф. Я. Синец поругалась с одной покупательницей-солдаткой, возмущавшейся ценами. Покупательницу поддержала толпа, и в результате начавшегося погрома были разграблены 51 еврейская и 11 русских лавок, десятки людей были избиты (включая и русских торговцев)
[1153]. Исследователи отмечают, что в этих погромах доминировали не столько этнические, сколько социально-экономические причины. Вместе с тем в Енисейской губернии в годы мировой войны ходили слухи о существовании тайной еврейской организации, помогавшей с побегами пленным немцам и австрийцам.
Следует дополнить, что образ внутреннего врага в «патриотическом» дискурсе формировался не из одних только немцев и евреев. Первая мировая война подняла мутную волну ксенофобии, которая всколыхнула застарелые национальные конфликты. Понимая это, власти с большим подозрением относились к иноверческим народам. МВД отчитывалось перед дворцовым комендантом В. Н. Воейковым в октябре 1915 г.: «С возникновением войны в МВД стали поступать сведения о подозрительном поведении некоторых групп татарского населения и о возможности, якобы, с их стороны враждебных выступлений, в случае успеха турецкого оружия. С своей стороны турецкое правительство, в связи с подготовлением к войне, было озабочено возбуждением против России племен, населяющих, главным образом, Кавказ и Туркестан, и с этой целью, по имеющимся сведениям, командировало туда турецких эмиссаров для пропаганды среди мусульманского населения идей панисламизма. Под влиянием этой пропаганды среди некоторой части мусульман Кавказа и Туркестана, действительно, стало замечаться стремление к оказанию в той или иной форме активной помощи Турции. Симпатии в единоверной Турции среди проживающих в империи мусульман, по-видимому, и в настоящее время поддерживаются турецкими и афганскими эмиссарами, так как среди турецких и кавказских мусульман стало замечаться стремление к проявлению симпатий в более реальной форме, в виде денежных сборов на военные нужды Турции, а среди сартовского населения Туркестана образовались даже „маджахиддины“ — тайные комитеты, имеющие своей целью ведение агитации за восстание против России и объединение всех мусульман под властью турецкого султана. Комитеты эти, по сведениям, вошли в сношение с афганским правительством, подстрекая его к выступлению против России и обещая свою помощь, в случае открытия военных действий. Вообще же, некоторая часть мусульманского населения империи, сохраняя внешнюю лояльность, сочувственно относится к туркам и немцам и с интересом следит за действиями турецких и германских войск»
[1154].
