Несмотря на указанные достижения по изучению данной группы источников их потенциал все еще не раскрыт в полной мере. Представляется актуальным дальнейшее изучение дел по статье 103, и в первую очередь самих высказываний крестьян с привлечением квантитативного (исследование, например, половозрастной структуры обвиняемых), семиотического (изучение тех или иных слов и образов как знаков, отсылавших к архетипическому или иному уровням сознания), дискурсивного (рассмотрение высказываний как системы значений, характеризующейся интертекстуальностью и формирующей определенные практики) и других анализов.
Всего было изучено 1474 случая оскорбления императора и членов его семьи. Как уже отмечалось, исходя из того, что на отдельных этапах изучаемого периода полиция с разной степенью служебного рвения преследовала подданных за оскорбление царственных особ, а также учитывая локальные, территориальные особенности, едва ли изученные дела позволяют выстроить динамику политических настроений населения в 1914–1916 гг. Однако эти документы являются ценным историческим источником по изучению социальных и психологических вопросов, так как представляют собой вполне репрезентативную выборку всей эпохи. Дела позволяют изучить сословный, гендерный и возрастной состав хулителей, распределить случаи фиксации оскорблений по губерниям. Особенную ценность в контексте проблематики данной главы представляет то, что высказывания крестьян передают нам устную речь «молчаливого большинства», а также позволяют исследовать особенности крестьянского «эмоционального режима» — не только обсценные обороты речи, но и жесты, которыми они сопровождали свои слова для придания им большей выразительности и эмоциональности. Жесты, направленные в сторону портретов членов царской семьи, также фиксировались в протоколах по статье 103 как факты оскорбления.
Среди поступивших в Министерство юстиции дел в связи с высочайшим повелением 10 февраля 1916 г. по 268 (19 %) уже были вынесены приговоры по происшествиям 1914–1916 гг., которые позволяют оценить степень строгости судебных инстанций в вопросах оскорбления императора и понять общую практику правоприменения статьи 103. Прежде всего нужно заметить, что из числа изученных дел не обнаружено ни одного, когда обвиняемому была бы присуждена высшая мера наказания, предусмотренная статьей, — восьмилетняя каторга (см. табл. 1). В 63,4 % упоминавшихся в докладах дел предусматривался арест при полиции от двух суток до шести месяцев. При этом преобладали малые сроки — от двух суток до месяца, что составляло 83,5 % от всех случаев ареста. Заключение в крепости назначалось в 34 % случаев, причем большинство приговоров приходится на срок от двух недель до месяца. Сроки от года до трех лет назначались в 23 % от всех случаев заключения в крепости, или в 8 % случаев от всех видов наказания. Самое строгое наказание — ссылка на поселение с лишением прав состояния — составило 2 % от всех приговоров.
Таблица 1. Наказания, вынесенные по статье 103 Уголовного уложения за 1914–1916 гг.
Разбор конкретных дел и назначенных наказаний показывает, что при одних и тех же обстоятельствах совершенного преступления обвиняемые могли получить разные сроки. Сказывались как тонкие различия между пунктами 1, 2 и 3 статьи 103, так и иные факторы, связанные с психологической атмосферой в обществе (в частности, с распространением шпиономании и ксенофобских настроений), местными национальными особенностями и т. д.
Минимальная мера наказания, встречающаяся в докладах в Министерство юстиции, — помещение под арест на 2 дня. Такое наказание вынес Красноярский окружной суд по адресу мещанки г. Бирска Уфимской губернии 45‐летней Парасковии Кузнецовой, которая в августе 1915 г. в Красноярске заявила, что «наша старая государыня, немка, в какой-то город передавала провизию для германцев и ее теперь арестовали»
[816]. На суде Кузнецова признала, что произносила эти слова, но отрицала, что ее намерением было оскорбить императрицу, — она просто передавала слух. В докладе было отмечено, что Кузнецова неграмотна, старообрядка, имеет троих детей. Это позволило расценить преступление как «оскорбление по невежеству». При этом судьи не учли, что распространение именно таких слухов сильнее всего дискредитировало верховную власть, нежели ругательства в адрес императора. Решение о трехдневном аресте приняла Московская судебная палата 24 февраля 1916 г. (т. е. после выхода высочайшего повеления) в отношении 42‐летнего крестьянина Тверской губернии Якова Андреева. 22 мая 1915 г. на поле близ деревни Гагиной Андреев в присутствии местного сельского старосты поссорился с крестьянином Васильевым из‐за потравы скотом Андреева огорода Васильева. Во время ссоры Васильев сказал: «Ну что же, Государю на тебя жаловаться, что ли?» На что Андреев выматерился: «… (брань) с Государем, я не признаю ни Государя, ни другое начальство»
[817]. Такая же мера наказания была принята Сарапульским окружным судом 10 декабря 1915 г. в отношении крестьянина Федора Кусаргина, который в мае того же года, зайдя в дом крестьянина Трошкова, в разговоре о войне произнес: «У нас дело плохо насчет войны. Мать государя отправилась в Германию — значит, изменила»
[818]. Обвиняемый свою вину не признал и настаивал, что сказал лишь, что императрица поехала в Германию и там попала в плен. Еще один случай трехдневного ареста связан с двумя крестьянами Ставропольской губернии, которые рассказывали, что «государыня императрица Мария Федоровна имеет двух незаконнорожденных сыновей. Она просила государя императора, чтобы этих ее сыновей почитали в церквях, в чем государь император отказал. Тогда она уехала с этими сыновьями в Германию и из‐за этого началась война»
[819]. Оба крестьянина признали себя виновными. Показательно, что ни один из обвиняемых не находился в состоянии алкогольного опьянения, неграмотным являлся лишь один, однако судьи усмотрели в этих случаях пункт 3 статьи 103 «оскорбление по неразумению, невежеству или опьянению». На этом фоне кажется суровым приговор в отношении неграмотного 86-летнего крестьянина Сахалинской области Семена Варфоломеева, который был присужден к месяцу ареста за то, что 20 октября 1914 г. в присутствии нескольких свидетелей на замечание одного из них, что скоро будут брать новобранцев в Сахалинской области, матерно выругался в адрес царя: «… (брань) я ему дам, что он кормит моих сыновей, поит… (брань)»
[820]. На относительной суровости приговора в отношении старого человека сказалось, вероятно, то, что Варфоломеев был бывшим каторжником, осужденным в 1876 г. на 5 лет за убийство, а также, по-видимому, использованный по адресу императора крепкий матерный оборот, опущенный в докладе по Третьему уголовному отделению. Вместе с тем с точки зрения репутационного вреда верховной власти высказывание Варфоломеева представляется менее серьезным преступлением, чем вышеприведенные случаи распространения слухов, рисующих измену членов царской семьи. Такое же наказание — месяц ареста при полиции — получил 73-летний мещанин г. Смоленска Семен Детков за то, что произнес: «Государя нам не нужно, надо его убить… (брань)»
[821]. Как видим, фразы обоих — Варфоломеева и Деткова — содержали матерное оскорбление императора, но при этом Детков призывал к убийству царя, а получил за это такое же наказание, как и Варфоломеев. Смягчающим обстоятельством было то, что Детков произносил слова в состоянии опьянения. Однако мера наказания так и не была принята в отношении обоих обвиненных, так как в соответствии с высочайшим повелением от 10 февраля 1916 г. они были помилованы.
