Таблица 2. Социальный состав оскорбителей
Вместе с тем доминирование сельского населения в расследованиях не должно создавать иллюзии, что антидинастические настроения развивались лишь в низах общества. Донесения и сводки охранного отделения, жандармских управлений, письма и дневники рядовых подданных позволяют констатировать, что настроения, отразившиеся в делах крестьян по статье 103, были характерны для всего российского общества, правда, с некоторым тематическим разнообразием, о чем будет сказано позже. Морис Палеолог еще осенью 1914 г. писал, что для высшего столичного общества оскорбление императора в частных беседах было обычным делом
[850]. В образованной среде шутили по поводу любовных отношений между царем и балериной М. Кшесинской, которые якобы не прекращались и после венчания Николая II и Александры Федоровны. 21 сентября 1914 г. гости К. И. Чуковского режиссер Н. Евреинов и художник Ю. Анненков нарисовали в рукописном альманахе «Чукоккала» ребус, расшифровывавшийся как «Кшесинская, „станцуя“ краковяк в Берлине, захваченном русскими, докажет мощь царя»
[851]. Чуковский дорисовал ребус указаниями статей Уголовного уложения, за которые полагалось судить авторов, включая и 103-ю. Помимо любовных похождений императора потешались над его интеллектуальным уровнем. Даже в среде монархистов признавали посредственный ум Николая II
[852]. По мере приближения к 1917 г. ситуация только ухудшалась.
Объяснение преобладания крестьян в числе обвиняемых лежит в эмоционально-психологической плоскости. Это уже отмечавшаяся эмоциональная несдержанность, характерная для традиционного, общинного мира, низкая правовая культура, невежество крестьян, не понимавших, когда, что и где можно произносить, а также определенные социальные практики, как, например, доносительство. Если преступление, предусмотренное статьей 103, произошло не в присутствии представителя власти, то для заведения уголовного дела требовался донос. Для высших слоев общества доносительство не было характерной чертой, считалось постыдным занятием. Для деревни, особенно периода войны и учащения социальных конфликтов, доносы становились обычным способом сведения счетов.
Б. И. Колоницкий выделяет следующие типичные оскорбления императора: «случайные» оскорбления, «карнавальные» оскорбления, оскорбления, связанные с конфликтами на селе, мотивированные религиозные оскорбления и осознанные политические оскорбления
[853]. Оправданным будет предположение, что по мере дискредитации царской власти и приближения к революции оскорблений последнего типа становилось все больше. Вместе с тем это не означало совершения оскорбителями сознательного политического выбора, перехода на социалистические, республиканские позиции, разочарование в монархизме. Речь в первую очередь идет о массовой дискредитации личности Николая II, политическая же самоидентификация российского крестьянства, в силу низкого уровня политической культуры, была слишком аморфна. Разочаровывались в Николае II даже те, кто был в свое время удостоен царского внимания. Так, например, 19 декабря 1914 г. 70-летний казак Терской области Захар Челканидзе во время тоста за императора прервал тостующего словами «мать … с вашим самодержцем», после чего стал рассуждать на тему, что простые казаки, раненные на войне, ничего не получают, а хорунжих засыпают деньгами
[854].
Ил. 8. Половозрастной состав хулителей
Ругали императора не только умудренные опытом российские подданные, но и молодежь. Анализ половозрастных характеристик обвиняемых позволяет нарисовать портрет типичного хулителя: им окажется мужчина-крестьянин в широком возрастном диапазоне — от 20 до 60 лет. В гендерном отношении доля мужчин составляла 84 %, женщин, соответственно, 16 %. При этом мужчины не только чаще ругали представителей правящей династии, но и раньше начинали и позже заканчивали: так, самому юному обвиняемому было 11 лет, а самому пожилому — 95. Среди женщин самый ранний случай зафиксирован в 15 лет, самый поздний — в 78. Пик оскорблений у женщин пришелся на 30-летних (19 случаев), а у мужчин на 40-летних (43 случая), причем если 30-летние женщины составляли 7,9 % от общего числа хулительниц, то 40-летние мужчины — всего 3,7 %. Это говорит о том, что принадлежность к определенной возрастной группе играла большую роль в случае женщин, чем мужчин. По всей видимости, 30-летние женщины — это солдатки, которые имели претензии к власти как в связи с призывом в войска их мужей-кормильцев, так и из‐за задержек в выплате денежных пособий. Ситуация с 40-летними мужчинами менее ясная. Согласно данным Н. Н. Головина, в армию забирали в основном 20–29-летних — их было 49 %, ко второй по численности группе относились 30–39-летние (30 %), 18–19-летних среди призванных было 16 %, а лиц 40, 41, 42 и 43 лет — всего 5 %, да и те были призваны ратниками I и II разрядов
[855]. Если распределить обвиняемых по аналогичным возрастным группам и сравнить с группами призванных на войну, то прямых совпадений мы не обнаружим: наибольшая группа мобилизованных 20–29-летних дает лишь третий результат по числу оскорблений, а наименьшая группа мобилизованных 40–49-летних занимает второе место (табл. 3). Чаще всего ругали представителей династии Романовых 30–39-летние (24 %), однако группу 40–49-летних они опережали ненамного (23,3 %). При этом 26 % всех оскорблений приходится на возрастные группы, не затронутые мобилизацией. Таким образом, мы не наблюдаем прямой корреляции между нежеланием призывника отправляться на фронт и нарушением статьи 103, поэтому попытки объяснить массовые оскорбления правящей династии недовольством лишь определенных кругов населения — призывников и солдаток — не выдерживают критики. Причины недовольства верховной властью, катализированного войной, касались широких сфер жизни и не ограничивались одной мобилизацией. При этом следует заметить, что большинство крестьян, привлекавшихся по статье 103, ранее по подобным делам не привлекались.
Таблица 3. Распределение обвиняемых по статье 103 и призванных по мобилизации по возрастным группам
