Собаки в столь «высоком» обществе жили своей жизнью. Кобели дрались, просто потому что это были кобели и им полагается драться. Никто на это даже не обращал внимания. Суки текли, и на время течки владельцы уводили их от греха подальше в специально оговоренное всеми место, чтобы не провоцировать кобелей.
Никто не лез в жизнь собак, пытаясь их очеловечивать и заставлять ходить в тридцатиградусные морозы в валенках и меховых тужурках.
Среди собак были сильные и слабые, были лидеры и подчиненные, хитрые и простоватые. Собачья жизнь на улице была собачьей жизнью.
Вечерние прогулки подчас растягивались на пару часов, по причине всегда хорошей, даже под проливным дождем, погоды и интересных разговоров. Меня это так увлекло, что я решил тоже стать владельцем собаки, причем обязательно сенбернара. Тогда представители этой породы были редкостью, но по неведомому мне стечению обстоятельств совсем скоро появился помет, в котором я выбрал себе щенка.
Моя полная некомпетентность в воспитании и выращивании собаки с лихвой компенсировалась наличием таких знаний у моих соседей, советами заводчика, а также владельцев отца моего Фильки – Астона де Монтубера. Так появились новые знакомые.
Как-то на выставке в ожидании рингов мы раскинули «поляну» с бутербродами, термосами, ну и вообще с… Разговор сам собой зашел о собаках и о том, кто и почему решил завести сие четвероногое создание. Естественно, истории были разные, причины тоже, но если все они пролетели у меня мимо ушей, то одна запомнилась. Рассказал ее Леонид Евгеньевич – владелец Астона.
В 1960-е годы работа занесла его на Крайний Север, в Заполярье. Что-то там строили, как всегда, в те времена очень секретное. Работали они, как я понял, вахтовым методом, месяцами пропадая в тундре вдали от цивилизации. Единственными людьми, которые встречались в тех краях, были местные кочевники-оленеводы. С аборигенами и их оленями кочевали и собаки – северные ездовые лайки, которые всю жизнь проводили в упряжке. К этому они были генетически готовы. Также оленеводы держали лаек, которые не тащили нарты, а помогали перегонять стада.
Ходит много рассказов об уникальности этих собак, о том, что в тяжелых северных условиях выживают только сильнейшие и умнейшие. Самая известная история о том, что в двух-трехдневном возрасте оленевод проверяет, чувствует ли щенок опасность. Если да, то кидает его под суку, если нет, то топит. Я вполне допускаю, что это так, потому что то же самое рассказывают и про отбор собак в Средней Азии и на Кавказе. А почему бы и нет? Собаки в отарах тоже должны чувствовать опасность, а еще быть неукротимыми в своем нраве, чтобы драться на равных с волками. Так что оленеводам и чабанам не до приторной любви к несчастным собачкам. Им надо вместе жить и выживать.
Как рассказывал Леонид Евгеньевич, быт и набор развлечений у вахтовиков был незатейливым. Все ждали выходного, чтобы пойти в гости. Только в гости ходили не из бытовки в бытовку, а из поселка в поселок. Находились они друг от друга на расстоянии нескольких километров, поэтому по договоренности каждый раз меняли место дислокации и заранее решали, как будут добираться. По серьезному морозу градусов так сорок, а то и ниже, особенно не находишься. Ехали, конечно, не с пустыми руками. Уже не знаю для каких целей, но у них в избытке был медицинский спирт, который мужики и употребляли в редкие выходные.
В тот раз Леонид Евгеньевич и его друзья поехали в гости. Все шло по плану. Сразу договорились, что домой они поедут завтра, чтобы сегодня ни о чем не думалось. Ну и началось мужское застолье. По мере наступления «усталости» народ падал на кровати и засыпал. Леонид Евгеньевич, несмотря на свое далеко не могучее телосложение, мог перепить всех, в чем я не раз убеждался, вот и тогда он остался за столом один. Как он говорил, в этот момент его сознание отключилось.
Мужики проснулись от того, что кто-то со всего размаха пытался выбить дверь в бытовку. Как только они, ничего не соображая, открыли дверь, внутрь ворвался живший при них кобель, который стал бросаться на всех и всем своим видом звать наружу. А за стенами был жуткий холод и разыгралась пурга. Спросонья никто ничего не понял. Обалдевшие мужики выгнали кобеля, но тот опять начал выбивать дверь. Когда же ему удалось проникнуть в бытовку, он начал уже не на шутку покусывать всех и явно показывал, чтобы они шли за ним. У большинства мелькнула мысль, что это бешенство, благо на Севере его всегда было в избытке. И тут кого-то осенило:
– Быстро разбираем верхнюю одежду.
Когда все полушубки были в руках, на вешалке осталась висеть только одежда Леонида Евгеньевича, а его самого в комнате не было. Тогда все стало ясно. Все толпой рванули за кобелем в пургу. Метров через триста собака привела их к Леониду Евгеньевичу, который присел на какой-то ящик и уже замерзал.
Придя в себя и поняв, что если бы не кобель, то через пять минут его уже никто не откачал бы, Леонид Евгеньевич сказал себе, что отныне у него всегда в доме будут собаки.
Бешенство
Было 7 января – замечательный праздник Рождества Христова. Праздник тихий, семейный. Вот и у меня в тот год дома собрались родственники и друзья. Блестела нарядная елка, стол ломился от всяких разносолов. В клинике я предупредил, чтобы меня не беспокоили по пустякам, что я хочу просто ни о чем не думать. Телефон звонил время от времени, и мы с супругой по очереди принимали поздравления. В этот раз выпала моя очередь.
– Алексей Анатольевич, – на том конце раздался голос дежурного врача Анатолия Андреевича Пилипенко, который вел прием в тот день, – у нас бешенство!
Только не это! В диагнозе Анатолия Андреевича я не усомнился. Он двадцать лет проработал на Таймыре и бешенства видел столько же, сколько я – чумы плотоядных.
Как пишут в романах, «хмель мигом вылетел у него из головы». Со мной случилось именно это. А еще меня прошиб холодный пот. Для любого ветеринарного врача слово «бешенство» звучит как проклятье.
Бешенство не лечится. Бешенством болеют все теплокровные, включая человека. Бешенство передается со слюной. От бешенства умирают.
