– А где вы находитесь?
– Около своего дома.
– Назовите адрес, пожалуйста.
Я назвал.
– Стойте на месте, сейчас к вам подъедут.
Я засунул телефон в карман и присел рядом с издающей жуткие звуки коробкой.
Не прошло и двух минут, как раздался чудовищный рев полицейской сирены. Если в Канаде едут полиция, пожарные или скорая, то об этом знают несколько кварталов вокруг. Все машины разбегаются, как тараканы, на дороге в разные стороны, дабы не нарваться на большие неприятности. Больше ни одна служба не имеет права так ездить. Даже охрана премьер-министра. Собственно говоря, она тем более не имеет права, а то премьер лишится своего места за то, что создает неудобства гражданам.
Полицейская машина с ревом и мигалками, сжигая на повороте резину, вылетела из-за угла и помчалась прямо поперек улицы. Чуть ли не на ходу из машины выпрыгнула женщина-полицейский и, надевая на бегу резиновые перчатки, бросилась ко мне:
– Ой, бельчонок! Несчастный! – Она нежно взяла его в руки.
К тому времени я уже отвык от жизни в России и от того, что никаким официальным органам до тебя нет никакого дела, что милиция выезжает только в том случае, когда кого-нибудь уже обязательно убили. Но тут меня согнул приступ безудержного смеха, когда я представил, как из подлетающего уазика выпрыгивает участковый, берет дрожащими руками бельчонка (щенка, котенка, слоненка, дальше по списку) и начинает причитать над ним. Ну и апофеозом был бы ответ диспетчера, если бы я попросил ее о помощи в такой ситуации.
– Сейчас я сообщу в специальную службу, к вам приедут и решат, что делать с малюткой, – женщина-полицейский положила бельчонка назад в коробку.
Прямо при мне она что-то сказала в рацию, пожелала мне хорошего вечера и уехала.
Я положил коробку в гараж и пошел на кухню употребить вожделенный вечерний кефир. Где-то через час в дверь постучали. На пороге под начавшимся дождем стоял мужчина в униформе какой-то службы. Я понял, что это не ко мне, а к бельчонку. Служащий взял коробку и уселся в машину, которая была припаркована напротив дома. Я устроился смотреть телевизор и через стеклянную стену смотрел на машину. Мужик куда-то названивал по телефону, что-то кому-то говорил. Через несколько минут он вышел из машины и пошел к дому. Я вышел ему навстречу.
– А вы не покажете мне, где конкретно лежал бельчонок?
Под дождь жутко не хотелось, но я представил себя Джеральдом Дарреллом, спасающим очередное животное. Мы пошли на газон, и я ткнул пальцем в землю.
– Понял, – с этими словами служитель животных вынул бельчонка из коробки и положил его на указанное мною место. Все вокруг опять наполнилось звуком елозящего по стеклу гвоздя.
Выражение моего лица лучше было не видеть. Я начал издавать набор нечленораздельных звуков.
– Да, вот так. Вы, конечно же, из лучших побуждений вмешались в естественное течение дел. Вы хотели спасти бельчонка.
– Да какое тут, на хрен, спасти! – Внутри меня все клокотало, куда только девался гуманизм. – Мы под эту какофонию заснуть не сможем. Да потом, он тут замерзнет. Его сожрут кошки или еноты.
– Да, это так. Но в природе выживает сильнейший, и кто-то должен погибать.
С этими словами он сел в машину и укатил.
Я положил бельчонка назад в коробку и отнес в гараж. Кое-как мы напоили его молоком, и он угомонился. Я закрыл плотно дверь в дом. Из гаража никакие звуки не просочатся.
Уже сидя перед телевизором, я подумал: а ведь правильно он сказал. Мы постоянно вмешиваемся в природу. Мы зачем-то лезем к животным, пытаемся их очеловечить и заставить жить нашей жизнью. Влезли на чужую территорию и пытаемся навести там порядок. А природе это надо? Мы не думаем о том, что любовь к природе и животным должна быть дозированной и разумной. Так же, как и любовь к детям. Мы не думаем о том, что природа сама все лучше нас придумала и что никто не отменял естественный отбор. Почему в Канаде такая девственная природа? Да потому что ею не руководят, а пытаются сохранить ее такой, какой ее сотворил Создатель. Даже лесные пожары там считают благом, леса после них очень быстро обновляются.
С этими мыслями я пошел в спальню и крепко заснул. А утром взял коробку и отвез бельчонка в ближайшую ветеринарную клинику.
Дэн
Дэн был южнорусской овчаркой. Если бы у южаков существовало дворянское сословие, то Дэн принадлежал бы к самому уважаемому роду. Его прадедом был знаменитый Варяг, по стати и характеру не имевший себе равных. Варяга так и застрелили на посту, потому что не смогли оттуда снять по причине его злобы. Дедом Дэна был Арбек. Арбека тоже приговорили к расстрелу в другом питомнике, и кобель жил там на цепи в железном вольере, ожидая пули. Когда об этом узнал Алексей Самойлов, то он забрал Аришу, привез его к нам в питомник АЗЛК, и пес потихоньку успокоился, подобрел и дожил до глубокой старости. Отцом Дэна был Демон. Он со щенячьего возраста жил в питомнике и полностью оправдывал свою кличку. Белоснежный, с роскошной шерстью, злобный, он был настоящим эталоном кобеля южнорусской овчарки. Дэн – четвертый в этом генеалогическом древе.
Судьба Дэна складывалась типично для кобеля южака, которого взяли люди, не представлявшие, с какой собакой имеют дело. Месяцев до десяти он был веселым красивым лохматым щенком, который радовал хозяев, но в один прекрасный день все резко изменилось. Он стал взрослым, и из стаи, которой для него, как и для любой собаки, является семья, он выбрал вожака, а именно хозяина дома, остальных просто начал подчинять себе. Его присутствие в доме становилось небезопасным для обитателей. Дэна отдали нам в питомник, когда ему еще не было года.
Для любой собаки смена хозяина, семьи, образа жизни является достаточно тяжелой травмой. Особенно тяжело, когда они попадают в питомник. Больше нет рядом любящих хозяев, нет всего того, к чему собаки привыкают так же, как и люди. Тут все равны. Кто-то из собак, стараясь приспособиться, начинает заигрывать со всеми подряд, а кто-то уходит в себя, замыкается и озлобляется еще больше. Такая собака просто терпит тех людей, которые с ней работают. Дэн был как раз из таких.
Каждое лето мы с ребятами уезжали в Подмосковье охранять клубнику. Была тогда такая халявная работа для владельцев собак – в период сбора урожая клубники жить на поле и охранять урожай. Целый месяц на свежем воздухе и на витаминах. Вот и мы ездили в Крекшино. Жили в бытовке, которую выделяли местные власти, и в палатках, поставленных на поле, готовили на костре. Собаки жили тут же, под наскоро сколоченными от дождя навесами. Молоко с местной фермы, клубника, свежий воздух, да еще и деньги платят. Что может быть лучше?
