Поэтому после вылазки из кокона я мог обрести кучу проблем, или сразу умереть, ведь сознание в мёртвом теле жить не может. Здесь же, в этой скорлупе, наблюдая за движением огромного и сильного существа снаружи, я мог сидеть до тех пор, пока не кончится моя энергия.
А значит, энергия всё же была… Не такой уж я и «пустой».
Сколько раз я тренировал это у себя в корпусе? Тысячу раз? Десять тысяч?
Это всегда начинают сначала со зрительного контакта. Псионик, который лезет тебе в разум, смотрит и предупреждает о том, что начинает пси-атаку. А ты запоминаешь ощущения.
И повторяешь, повторяешь, повторяешь…
Потом он уже не предупреждает.
Потом не смотрит.
Высший пилотаж начался, когда меня стали подлавливать внезапно — в столовке, в парке, да даже на толчке, и разум обрёл колоссальную скорость свёртывания.
Вообще, по правде, любой псионик может поднимать щит от чужого воздействия, и при этом даже сохранять способность самому атаковать и двигаться.
Но наши умники сразу обратили внимание на мою способность. Она превосходила щит по крепости, и их даже не смутила моя беспомощность во время его использования.
Да, силён псарь, ничего не скажешь. Скорлупа начала слегка потрескивать, и я пожалел, что не атаковал оракула сразу. Понадеялся опять на свою способность.
Но нет, кажется, давление исчезло. Заметил он меня, нет? Работает это против их способности?
Выждав ещё пару секунд, я вывернулся обратно. И ощутил себя лежащим на дощатом полу.
Да, жжёный пёс, как хреново-то мне…
Всё та же аудитория, Гром сидит перед ступенями, прислонившись спиной к парте. А я валяюсь, и, судя по гудящей голове, приложился при падении неплохо.
Чёрные сапоги удалялись от меня, стуча каблуками.
— Что делают чушки в академии? Если он даже взгляда выдержать не может, что будет делать перед порталом? — ворчал оракул.
Когда он поравнялся с Фёдором, то потрепал того по плечу.
— Советую чайку крепкого, — совсем по-отечески произнёс он, — Родовая вещица есть?
Фёдор, выглядевший так, будто перетаскал целый состав мешков, только кивнул.
— Правильно. Берёшь её, и к своему вертуну под свою луну, — оракул убрал руку, — Быстро пройдёт.
— Так… точно, господин… офицер.
Больше оракул ничего не сказал, только молча поднялся вверх. Хлопнула дверь.
Я закашлялся, уперевшись лбом в пол. Подтянул ноги, стал вставать. Приложило меня здорово, но я впервые почувствовал, что надо мной больше не висит незримый меч судьбы.
По крайней мере, хоть какая-то свобода действий.
— Да, хреновастенько… — Фёдор упёрся затылком в парту, — Помню, маленький был. У нас в усадьбе тоже Иной… вселился.
Он сжал кулаки.
Дружить я с ним не планировал, поэтому момент такого откровения не оценил.
— В хрен у Васеньки вселился? — зло ответил я и, рыкнув, встал.
На миг потерял равновесие, но, побалансировав немного, всё же устоял.
Фёдор смотрел удивлённо:
— Ни хрена себе, — он явно заревновал к моему успеху, выкинул руку вверх, цепляясь за парту, и с рёвом стал подниматься.
Когда у него это получилось только с третьей попытки, я понял, чему он удивился. Судя по всему, безлунь вообще должен валяться без сознания пару дней, если уж он, утренний маг, не может оправиться.
Впрочем, меня теперь Фёдор меньше всего интересовал. Мне следовало как можно скорее сообразить, что делать дальше.
Для начала, нужно спокойное место…
Кое-как пройдя до парт и, опираясь на них, я стал заволакивать ноги на ступеньки. Твою же псину, вот что бывает, когда работают с грязной псионикой.
Они в этом мире вообще не знают, что такое — чистить потоки. А зачем, если они такие мощные?
Мы в нашем мире набираем псионику, как отмыватели золота в на берегах рек, по крупице вымываем через сито. А в этом мире работают бульдозерами. Загребают, зная, что источник бесконечен, и руда невероятно богатая.
Да, жжёный псарь, мне надо поскорее подключиться к этому источнику.
Надо просканировать чакры в теле. Если нижнюю видно, и до других доберусь, восстановлю потоки. Хотя начинать работать с нижней чакры — то ещё извращение.
Надо узнать, что за мир, и как отсюда выбраться. Я так-то и на своей родной Земле себя неплохо чувствовал. Отец там, наверное, с ума сходит.
А ещё мне надо передать сведения о машине-псионике нашим умникам, и пусть думают. Теперь-то сразу стала понятна та серия нападений капитов на наши позиции в Африке, где мы просто так теряли псиоников.
Ноги подкосились на пятой ступени. Я понял, что сил больше нет, и сел на пол, не поднявшись до двери всего пару ступеней. Твою же псину…
Собрался возвращаться в свой мир, а даже до дверей доползти не могу.
— Стой, чуш… Вася, — Фёдор внизу кое-как поднял ногу на первую ступень, — Как ты туда поднялся?
Я усмехнулся. Это ты в джунглях Пандориума меня не видел, где наш отряд провёл всего два дня, а я запомнил вылазку на всю жизнь. Хотя бы тем, что выжили всего двое — я и часть моего товарища, которую я донёс на себе.
К счастью, он выжил, напичканный транквилизаторами по самое не могу, и потом ещё хвалился новенькими биопротезами.
— Вот они, — сверху хлопнула дверь.
Соболеву я узнал сразу, а вот двоих мужчин рядом с ней до этого не видел. Судя по их белым одеяниям и крестам на карманах, явно из медслужбы. Одежды старомодны, но всё равно они мне очень напоминали санитаров из нашего госпиталя.
— Оракулы были здесь? — строго спросила Соболева, потом показала помощникам на нас, — Или вы опять подрались?
— Да, госпожа целитель, оракулы, — подал голос Фёдор, победоносно поднявшись на одну ступень, — Иного искали…
— Да чтоб их Пробоина сожрала, — выругалась Соболева.
Удивлённый взгляд целительницы тоже подтвердил мои опасения. «Пустой» явно не должен вот так ползать после проверки мозгов, и поэтому я просто лёг на пол.
Не должен, так не должен…
— Совсем оборзели эти оракулы, — проворчал молодой санитар, оглядывающий меня, — По всей академии собираем студентов.
Я только кивал, гадая, как себя дальше вести. Ясно одно — раз я безлунь, то должен страдать больше остальных. Очень слабое существо.
Так, интересно, а память я мог потерять? Ведь был у нас в корпусе случай, когда часовой заработал амнезию после шутки псионика.
— Вы кто? — задал я наводящий вопрос, когда Соболева спускалась мимо меня к Громову.
