А работы у нас ещё очень много. Это я понял, всего на несколько секунд попробовав другое тело.
— Уходим, — твёрдым голосом сказал я и подскочил к Громову.
Я стал со стоном его поднимать.
— Краси… а! Красивенько? — тот попытался улыбнуться и жмурился от боли.
— Сивенько, — выругался я.
На здоровяка было страшно смотреть. На лысом черепе отчётливо виднелись следы двух ладоней, прожаривших ему плоть до кости. Везде волдыри, как и на левой руке и боку, которые почернели от сажи, а пиджак и рубаха у него слева просто висели лохмотьями.
— Давай… к дяде, — просипел Гром, кое-как разлепив обожжённые глаза, — У него тут… чёрный… ох… ход.
Я, понимая, что новой стычки мы не выдержим, попытался взвалить его на себя. Куда там, кабанище!
Елена тут же подскочила, попыталась помочь.
— Может, дождёмся полицию? — она круглыми глазами таращилась на меня, закидывая руку Фёдора себе на плечо.
Интуиция мне подсказывала, что полицию мы дождёмся только мёртвыми. Эти отморозки могут запаниковать, и действовать уже из принципа и страха, оставляя за собой как можно больше трупов.
— Пошла, пошла! — зарычал я, требуя тащить Грома.
Как назло, в этих закоулках никаких окон. Мы, подгибаясь под весом здоровяка, быстро засеменили по подворотне к спасительному просвету в заборе.
Ох и живучий этот Фёдор — несмотря на ожоги, он всё же со стоном подволакивал ноги, пытаясь нам помочь. Правда, иногда он заваливался, и мы чуть на падали.
Есть, проскочили через другую калитку. Я даже не стал оглядываться, уже и так зная, что над телами поверженных склонились сообщники. Кинутся в погоню или будут заметать следы?
На их месте я бы утащил тела, либо вычистил все карманы, чтобы улик не осталось. Пусть это коварные Вепревы, но они наверняка послали бы за моим Василием мелкую шоблу. Для задохлика хватит, да и не жалко, если что.
Вот только почему меня хотели убить-то?
Я не знал, на хрен, что со мной произошло, но ведь как-то моё сознание перескочило в чужое тело, это был не сон. И почему так получилось?
Мы прошли ещё через один закуток, едва не запутавшись в висящем сохнущем белье. Обожжённый череп Фёдора оставлял на белых простынях чёткие коричневые и красные следы. Какая-то хозяйка явно будет в гневе.
— Вон… вон там… — палец Громова показал на дверцу между рядами ящиков.
Обычная деревянная дверь со стеклом, армированным решёткой. Мы подскочили, положили Фёдора на землю.
Я взялся за ручку, повернул. Закрыто.
— Откройте, — я загремел по стеклу, — Давай, быстрее.
Звуки моего стука разлетались по двору. В этот момент я почуял, что липкое внимание от нас уже со страхом отскочило, словно что-то спугнуло.
— Они уходят, — Елена рядом затряслась, а потом сунулась в какой-то ящик, её плечи задёргались.
Девушку выворачивало, и я вздохнул. И почуял, что мой Василий испытывает те же ощущения. К горлу подкатила тошнота, колени задрожали.
Да, толковые псы, вы охренели, что ли? Вы мне тут отходняк устраивать будете?!
Что эта Перовская, что мой Ветров. Как в степи с монстрами сражаться, у них всё нормально. Я по горам бегал, с комком и со шпионом дрался, и ничего.
А тут мелкая потасовка в подворотне, и на тебе…
Я стиснул зубы и хлестнул себя по щеке. Вася, держи себя в руках! Пусть Вепревы, но они же тебя не достали. Придумаю что-нибудь, будь мужиком!
Дверь открылась, и оттуда выглянул усатый и лысоватый мужчина, в белом халате и в немного засаленном фартуке.
— Чего надо, школяры?
Он нахмурился, с недовольством разглядывая сначала меня, а потом и Елену, обнявшую несчастный ящик.
А потом его взгляд упал на Грома…
— Федька!
* * *
К счастью, клиентов у него не было, и грузный усач сразу же вышел, занёс вывеску с услугами и закрыл дверь. Перекинул табличку на «закрыто».
Мы пронесли Громова в кабинет с зубным креслом, так напоминающим подобные кресла в моём мире.
Дядя Фёдора громыхал в шкафчиках, выуживая всевозможные бутыльки. В основном жидкость в них отливала голубым светом, но попадались и другие цвета.
— Это заставьте выпить, — он сунул Елене коробок с таблетками и стакан с водой, а мне пихнул бинты и бутылёк с нежно-голубой жидкостью, — Обложи его мокрыми бинтами. Не убей, смотри, безлунь!
А сам выскочил в соседний кабинет. Я сразу же почуял мощный поток псионики. Опять чистая, просто невероятно чистая…
Из соседней комнаты донеслось:
— Быстрее, твою луну! Да какая собака, на хрен, тут Федьку подпалили! Да, Федьку!
Волны псионики резко прекратились, и зубник сразу же ворвался назад. Я как раз накрывал голову Громову смоченным бинтом.
— Ух, сраная пробоина, потратил вещуна, — прорычал зубник и вырвал у Елены таблетки, потом оттолкнул меня, — А ну быстро, идите лекарю откройте.
Лекарь, что не удивительно, появился быстро. Тоже лысоватый, почти копия зубника.
* * *
Пока Грома исцеляли, мы с Еленой сидели в другом кабинете.
От деревянного футляра с моей фотографией почему-то осталась одна пыль. Перовская сказала, что это либо от того, что владелец умер, либо было отложенное заклинание.
Я с облегчением выдохнул. Было бы очень плохо, если бы тот, кто ставил заклинание, предусмотрел бы самоликвидацию с помощью взрыва.
С эмоциями Василия после такой потасовки я справился легко, а вот Елену прямо трясло. Я подозревал, что так расстроило девушку. Неужели не убивала раньше людей?
Ведь студенты в этой Красногорской академии не в игрушки играют. Все эти изучения чакр, вертунов, ну ещё фехтование, подготовка к битве с монстрами.
Что ж её так после вертуна в степи не ломало-то? Там она была прямо железной леди…
Или дело в том оракуле с пистолетом?
Она так и жалась ко мне, вздрагивая всем телом, такая сломанная и беззащитная.
Можно было бы и распустить руки, подарить Василию пару минут страстных поцелуев. На эту мысль молодой хозяин тела радостно встрепенулся.
А, вот значит, как? Наша гордая обида куда-то улетучилась?
Я усмехнулся и погладил Елену по спине. Нет, Васёк, её пятнадцать минут назад тошнило, не сегодня.
А мне сейчас надо подумать, что делать дальше. Я прямо ощущал, как захлопывается капкан. Словно я наступил в петлю, и она уже стягивается на лодыжке.
За мной идут, и времени всё меньше и меньше… Никто не даст разобраться и освоиться, как я уже буду валяться с простреленной головой.
