Впрочем, у меня ещё есть целый день впереди, успею с Громовым поболтать. С этой мыслью я толкнул двери лазарета.
Глава 20. Довольный
Арину я застал одну в кабинете, склонившуюся над какими-то бумагами и рисунками. Рядом с ней были разложены раскрытые футляры — в одном высились пробирки с красной жидкостью, наверняка с кровью. В других угадывались какие-то порошки, камушки, стёклышки.
Соболева как раз держала лучащиеся пальцы над одной из пробирок, когда я вошёл. Свет отражался в её волосах, искрился в зеленоватых зрачках.
Целительница явно увлеклась процессом, и, судя по виду, сидела здесь уже с ночи.
В кабинете было душновато, она время от времени сдувала непослушный светлый локон, а верхняя пуговица её блузки была расстёгнута. Грудь упёрлась в стол, в ложбинке играла наглая тень.
Я сразу же забыл, зачем пришёл. Да какая там усталость?
Ух, жжёный ты пёс! Соболева была не просто в моём вкусе… Мне кажется, она была моим личным наркотиком. Уже который раз вижу её, и каждый долбил по мозгам всё сильнее и сильнее.
Нет, Васёк, я понимаю, что ты сохнешь по той Перовской. И да, Елена вполне хороша собой… Но я думаю, что сейчас своё мнение можешь засунуть в Пробоину, Вася.
Впрочем, судя по притихшему хозяину тела, он сейчас не имел никакого мнения. Точнее, со всем был согласен.
— Ветров? — Арина Бадиевна погасила пальцы, и с лёгким удивлением посмотрела на меня, — Ты что-то хотел?
Я помнил, что у целительницы была способность если не слышать пошлые мысли, то точно чувствовать побуждения мужчин вокруг. Как она при этом не сошла с ума, я не представляю.
И если она ещё меня не выгнала, то значит, за пределы разумного я не вышел.
— Могу попросить, — я уверенно прошёл в кабинет, сел на стуле напротив, — осмотреть меня.
— По причине? — она выпрямилась, повела бровью.
Голос суховатый, отталкивающий, словно против меня выставили оборонительную батарею. А у меня, наоборот, взыграл тестостерон в крови. Зря я, что ли, насиловал себя на тренажёрной площадке?
— Вчера был инцидент в городе, — начал было я, — И там…
Она перебила меня:
— Знаю, Громов был у меня. Почему ты не зашёл?
— Думал, с утра, когда никого не будет.
Она прищурилась и вздохнула, видя меня насквозь. Плохо это, быть такой проницательной и чувствительной.
— А почему тебя смущают лишние?
Улыбка чуть тронула мои губы. Вот именно, что «лишние».
— Хотел заодно поблагодарить, Арина. За спасение, да и с Полозовым вы поругались из-за меня.
— С господином Полозовым, — поправила Соболева, — Я с ним и так часто ругаюсь, знаешь ли… Впрочем, ладно.
Целитель всё же встала, почему-то застегнула верхнюю пуговку, и обошла стол. Я наблюдал, как натягиваются на её бёдрах кремовые брюки, и на щеках у Арины появился лёгкий румянец.
Она склонилась передо мной, чтобы осмотреть, коснулась моего лица:
— Ну, синяки только, ничего страшного не ви… жу…
Мои руки перехватили нежные ладони, и я рывком посадил её себе на колени. Стул под нами скрипнул, а я едва сдержался, чтобы не крякнуть от натуги. Так-то Соболева не миниатюрная для Васька-то.
— Ветров! — Арина Бадиевна процедила сквозь зубы, грозно нахмурив брови.
Слишком грозно для настоящей злости.
Уже знакомый разряд тока свёл мне руку — Соболева вцепилась мне в ладонь и плечо. Её пальцы сияли, излучая какое-то поле, и мне казалось, что у меня мышцы руки сейчас сожмутся в точку.
Дыхание перехватило, я больно прикусил язык, но продолжал смотреть в горящие яростью глаза, которые были уже так близко. Кажется, волосы у неё самой напитались энергией, и теперь поднимались от статического электричества, ласково тыкались мне в лицо.
Мне кажется, или атака у неё сейчас слабее, чем в прошлый раз? Да и кричать не стала…
Как самый изощрённый садомазохист, я стал наклоняться вперёд, к губам. Разряд усилился, меня стало потряхивать, перед глазами поехали круги… либо дотянусь, либо каюк.
— Ветров… ты… студент… — она сказала это даже с каким-то бессилием, и вдруг перестала бить током, — Да ну твою луну…
Сказала прежде, чем я всё же дотянулся до её губ.
— Оу, — вырвалось у меня, когда губы шарахнуло током, так мы наэлектризовались.
— Ветр…
Я не дал договорить, снова впился в губы. А она ответила, жжёный ты… жжёная… ух, огонь как хороша, чертовка!
Тут я наконец-то дал свободу рукам, прижал за талию, накрыл мягкие округлости, что всё время мерещились мне в тени блузки. Мышцы всё ещё ныли от токовой экзекуции, но почему-то мне вдруг стало легче.
Я почуял поток псионики, и понял, что Соболева действительно лечит меня. Ну, раз так, то можно распустить руки ещё наглее.
— Ветров, сгинь твоя луна, — выругалась она, когда я оторвался от её губ.
— У тебя есть кто-нибудь, что ли?
Ха, подловил всё-таки! Она сначала замотала головой, явно показывая, что никого нет. А потом нахмурилась, затараторила:
— Ветров, я старший целитель. Ты не можешь вот так обращаться…
Я с улыбкой накрыл её губы.
Чем меня радовал этот мир, так тем, что тут вперемешку с неравенством царили вполне свободные нравы. Ветров не может, а я, Тим Зайцев, ещё как могу.
* * *
Удобно, когда твоя любовница заведует лазаретом, в котором много свободных коек.
Чем хороша целительная псионика? На твоих койках пациенты не залёживаются. В этом мире медицина знала только один вид увечий — те, с которыми успели донести до лекаря.
У Соболевой было как раз утреннее «обеззараживание лазарета», поэтому за полчаса нас никто не побеспокоил. А её санитары, как я понял, ещё те опоздуны.
— Ветров, — со злостью зарычала обнажённая Арина, вскочив с кушетки и схватив одежду.
Она резко бросила мне мои шмотки.
— Давай, одевайся уже… быстрее… студент… — она залилась краской.
Наблюдать за одевающейся женщиной считается не так интересно. Но я всё же не отрывал взгляда, пока не исчезла за тканевым щитом её немаленькая грудь, плоский живот, бёдра, на которых ещё остались следы моих пальцев.
Несколько минут назад я не стеснялся, мял так, что она ещё полдня вспоминать будет… Да и у самого меня всё ещё горели воспоминания в пальцах.
— Чего ты уставился, Василий?! — в меня пахнуло псионикой, и я понял, что она всё же реально злится.
Поток гормонов схлынул, и повеяло ветром последствий. Со вздохом я стал натягивать свою простенькую тренировочную одежду.
