— А вот этого я пока из знаю, — развел руками Лаврик. — Это уж президент что-то придумал, а со мной посоветоваться не соизволил...
Глаза у него были честнейшие, но Мазур-то знал его почти сорок пять лет и потому не сомневался сейчас: Лаврик врал. Что-то он такое знал, может быть, все. Но сердиться или обижаться не следовало: такое не раз случалось в прежние времена, все Лаврик порой выкладывал в самый последний момент. Таков уж Лаврик, переделывать его попросту поздно, да и нужды нет.
— Одним словом, осваивайся в своем новом хозяйстве, знакомься с подчиненными и все такое прочее — уж тебя ли учить? А когда сыграют боевую тревогу, все и узнаешь...
...Когда лопасти вертолета перестали вращаться, и штурман, распахнув дверцу, выставил алюминиевую лесенку с перилами, первыми по ней проворно ссыпались четверо в штатском, с коротенькими бразильскими автоматами «Ина-Дракон», весьма неплохими игрушками для ближнего боя, оставившими далеко позади старую модель, которой Мазур однажды работал. Рассыпались в цепочку, настороженно вертя головами и поводя стволами, наконец один из них обернулся к вертолету и сделал непонятный Мазуру, но явно означавший, что можно выходить, знак.
Первым, как и следовало ожидать согласно субординации, по лесенке степенно спустился президент — в камуфляже без знаков различий и бордовом берете парашютиста без кокарды. Адъютант сделал приглашающий жест — и Мазур спустился следом. В отличие от президента, его камуфляж был декорирован адмиральскими погонами, а правый рукав нашивкой с эмблемой новоиспеченного отдела специальных операций: старинный морской зверь наподобие змеи, обвивший якорь на фоне двух скрещенных мечей (военные в Санта-Кроче любили всевозможные эмблемы, нашивки и шевроны не меньше американцев с англичанами). И на синем берете — кокарда военно-морских сил, украшенная адмиральским золотым лавровым веночком.
Это была не его инициатива — в его годы о таком пижонстве уже совершенно не думаешь. Просто-напросто военно-морской адъютант президента посоветовал именно так и облачиться, сказав, что поездка носит характер военной командировки, следовательно, согласно какому-то там параграфу устава... Сам он щеголял в том же виде, разве что эмблемы на обоих рукавах были другими, и адъютантский аксельбант наличествовал (согласно очередному параграфу, в некоторых случаях его носят и на камуфляже).
Президент рассеянно наблюдал, как из второго вертолета сыпанули и цепью окружили оба винтокрыла парашютисты. Большой все же скромник в некоторых отношениях наш президент, подумал Мазур. Так себе никакого звания и не присвоил. Хотя многие его коллеги по ремеслу, что в Южной Америке, что в Африке, не мелочась, производили себя чаще всего в фельдмаршалы, а один, самый отмороженный, и вовсе провозгласил себя императором — что демократический Запад скушал, не поморщившись. В той стране Мазур не бывал и императора не лицезрел, зато в другой тесно общался с другим президентом, который всерьез собирался стать королем —- и стал бы, если бы не убили...
Васкес, правда, не стал уклоняться от другой традиции — почетного прозвища. Правда, и здесь проявил некоторую скромность. Обычно иные лидеры на обоих континентах нарекали себя как минимум Отцами Нации — это уж как закон. Но встречались и персонажи с гораздо более буйной фантазией: Отец Неба И Земли, Младший Брат Лунного Бегемота, Покровитель Живущих И Духов Умерших. Был даже экзот (опять-таки знакомый Мазуру), который нарек себя Хранителем Вечности. Вот только всей вечности ему выпало года полтора — до автоматной очереди в спину в собственном дворце...
Мазура легонько кольнула давняя, полузабытая печаль — он вспомнил молодую африканскую королеву, наименовавшую себя (по наущению советников и пиарщиков) Надеждой Нации. Вот только довольно скоро все кончилось упавшим в саванне и сгоревшим самолетом, на котором она летела...
Васкес выбрал себе кое-что более скромное, но исполненное глубокого смысла и значения: Ункле Васко, Дядюшка Васко. «Ункле» означает не просто степень родства, В любой деревне, что белой/ что индейской, обязательно есть свой Ункле, этакий неформальный лидер. Никаких официальных постов вроде уездного алькальда или деревенского старосты он не занимает, но пользуется у односельчан огромным авторитетом. В первую очередь именно к нему, а не к официальным лицам идут за помощью или советом для трудной житейской ситуации — либо чтоб сыграл роль мирового судьи. Ну, а Васко — опять-таки одно из самых простонародных имен, что у индейцев, что у белых. Перед «чистой публикой» президент под таким псевдонимом не выступает, для чистой публики он — Капитан Васкес (что, учитывая его двадцатилетний стаж на судовом мостике, истине полностью соответствует). А для простого народа он — Ункле Васко. И ведь отлично срабатывает в отношении тех, кто привык: всегда должен быть Ункле...
Отбросив посторонние мысли, он посмотрел туда же, куда смотрел президент — на противоположный берег реки, не особенно широкой, спокойной. Левый, почти без деревьев, с кучками высокого кустарника, поднимался над рекой метров на двадцать, завершаясь крутым обрывом, а правый до самого горизонта представлял собой редколесье, где метрах в тридцати от берега белело длинное, окон в шесть здание казарменного вида. А левее, у небольшого причала из свежеотесанных деревянных плах, стоял на якоре низкий, хищновытянутый кораблик серо-стального цвета: ага, класс «Дротик», аргентинской постройки, здесь и доводилось видеть. Морально и технически несколько устарел, но до сих пор используется в операциях против герильеро — у него не винт, а два водомета, идеально подходит для речного мелководья. Все, как надлежит быть: автоматическая пушка на баке, спаренный крупнокалиберный пулемет на крыше рубки, станковый гранатомет типа российского «Пламени»...
И все же была в сторожевике некая неправильность, несообразность... Мазур не сразу понял, но присмотревшись, догадался, течение было спокойное, почти незаметное глазу — но у берегов вода там и сям кружила маленькими омутками, и сторожевик на них явственно покачивало, словно легонькую байдарку — чего никак не могло быть с настоящим сторожевиком.
Это был, и сомневаться не стоит, хорошо выполненный в натуральную величину макет. То ли пластиковый, то ли фанерный — не потрогав, не определить. Учитывая, что это место ничуть не походило на базу боевых пловцов, какой ее Мазуру описали — на берегу озера посреди гор, — оно могло оказаться исключительно учебным полигоном. Ну вот и полная ясность. Судя по тому, с каким любопытством президент разглядывает противоположный берег, он здесь тоже впервые. Вот только никаких пояснений никто давать не спешит... а может, никто ничего и не знает? Этакий сюрприз для начальства, что цивильного, что при погонах — военные это любят...
На том берегу появился часовой с автоматической винтовкой на плече, принялся расхаживать по небольшому пирсу взад-вперед — шагов пять туда и столько же обратно. Наметанным глазом Мазур определил, что часовой правильный — не отбывает лениво назойливую повинность, словно какой-нибудь растяпа-первогодок, а бдит всерьез, винтовочку примостил так, чтобы при нужде моментально сорвать с плеча и открыть огонь...
Ага! Слева послышался шум автомобильного мотора, и словно из-под земли возник открытый джип, покативший в сторону вертолетов. Видимо, там была ведущая на вершину обрыва дорога, и не такая уж крутая — иначе мотор ревел бы натужно, и его Мазур услышал бы гораздо раньше. Судя по тому, что парашютисты пропустили джип, не останавливая, люди (числом двое) были свои. Оба в камуфляже без погон и зеленых армейских беретах без кокард — Мазур, кажется, догадался, кто это.
