За час до захода солнца я спустился на кухню и позвонил Бобби.
– Как погода в обезьяньем заповеднике? – поинтересовался я.
– Приближается буря. С моря движется грозовой фронт.
– Ты хоть немного поспал?
– Чуть-чуть, после того как разбежались маленькие засранцы.
– Когда это случилось?
– Как только я решил поменяться с ними ролями и сам стал гипнотизировать их.
– Они наверняка застеснялись, – предположил я.
– Верно, черт побери. У меня нервы покрепче, и они это знают.
– У тебя много патронов к твоему ружью?
– Несколько коробок.
– Мы привезем еще.
– Саша сегодня ночью не работает?
– По субботам передача не выходит, – ответил я. – А может, и вообще больше не будет выходить.
– Это что-то новенькое.
– Слушай, у тебя там есть огнетушители?
– Ты, по-моему, слишком высокого мнения о себе.
Неужели вы с Сашей – такая зажигательная парочка, что вас придется тушить?
– Ладно, привезем с собой. Эти паскуды обладают тягой к поджигательству и умеют это делать.
– Ты на самом деле думаешь, что готовится что-то настолько крутое?
– Круче не придумаешь.
Сразу после захода солнца мы подъехали к «Оружию Тора». Я остался ждать в машине, а Саша отправилась в магазин, чтобы купить боеприпасы для помпового ружья, «глока» и принадлежавшего ей револьвера «чифс спешиал». Покупки оказались настолько тяжелыми и громоздкими, что Тор Хейссен лично донес их до машины и помог уложить в багажник.
Затем он подошел к пассажирскому окну, чтобы поздороваться со мной. Тор был высоким толстым мужчиной с лицом, усыпанным оспинами, и стеклянным левым глазом. Далеко не первый красавец в городе, он когда-то был одним из лучших копов Лос-Анджелеса и ушел из полиции вовсе не в связи с каким-то скандалом, а из принципиальных соображений. Теперь он являлся церковным старостой и жертвовал большие суммы на благотворительность в пользу сирот.
– Слышал про твоего папу, Крис. Прими мои соболезнования.
– Спасибо. По крайней мере он больше не мучается, – сказал я и невольно подумал: что же за болезнь свела в могилу моего отца, если люди из Форт-Уиверна захотели подвергнуть его останки вскрытию?
– Да, иногда и смерть благословенна, – проговорил Top. – Она позволяет тебе уйти, когда настает твой час. И все же многим людям будет его не хватать. Он был хорошим человеком.
– Спасибо, мистер Хейссен.
– Так что же вы, ребятишки, затеяли? Объявили кому-то войну?
– Совершенно верно, – ответил я, а Саша тем временем повернула ключ в замке зажигания и запустила двигатель машины.
– Саша говорит, что вы собрались пострелять морских моллюсков, верно?
– Это, наверное, бесчеловечно, да?
Он засмеялся, и мы отъехали.
Мы находились на заднем дворе моего дома. Саша провела лучом фонаря по лужайке, покрытой комьями вырванной травы и кратерами, вырытыми Орсоном прошлой ночью, прежде чем я забрал его с собой, отправляясь на встречу с Анджелой Ферриман.
– Что вы тут закопали? – спросила она. – Скелет тираннозавра?
– Это Орсон потрудился тут прошлой ночью, – пояснил я. – Поначалу мне показалось, что таким образом он демонстрирует свою грусть, пытается излить свою горечь.
– Излить свою горечь? – переспросила Саша, наморщив лоб.
Она уже стала свидетельницей того, как умен Орсон, но все еще не могла осознать, насколько сложна его внутренняя жизнь и насколько близка она к нашей.
Какая бы ни использовалась технология для того, чтобы стимулировать умственное развитие животных, она наверняка предусматривала внедрение в их ДНК какого-то генетического материала, присущего человеку.
Когда Саша наконец уразумеет это, ей придется сесть и как следует все обдумать, проведя в подобном положении не меньше недели.
– Теперь я понимаю: он искал что-то такое, что, по его мнению, предназначено мне.
Я опустился на колени на траву рядом с Орсоном.
– Слушай, братишка, я понимаю, что вчера ночью ты был опечален, растерян. Ты тосковал по нашему папе и не мог вспомнить точное место. С тех пор прошел целый день. Ты немного успокоился. Тебе уже легче.
Верно?
Орсон тихонько заскулил.
– Так давай же! Попробуй еще разок!
Пес не заставил просить себя дважды. Без малейших колебаний он подошел к одной из ям и стал ожесточенно копать, углубляя ее. Через пять минут его когти заскребли о какую-то металлическую поверхность.
Саша направила луч света на показавшуюся в яме заляпанную землей коробку из-под печенья «Мэнсон», а я довершил работу Орсона и извлек ее наружу.
Внутри оказалась плотная трубка из свернутых и перетянутых резинкой желтых блокнотных листов.
Стоило мне развернуть их и поднести первую страницу к свету, как я сразу же узнал почерк отца. Я прочитал только первый абзац:
«Дорогой Крис. Если ты читаешь эти строки, значит, я уже умер и Орсон показал тебе место, где спрятана коробка с моим письмом, поскольку лишь он один знает о его существовании. С этого, пожалуй, и нужно начать. Позволь рассказать тебе о твоей собаке…»
– Есть! – воскликнул я.
Свернув страницы в трубку и сунув их обратно в коробку, я взглянул в небо. Ни луны, ни звезд. Лишь ветер гонит низкие облака, подсвеченные горьковато-желтым мерцанием огней Мунлайт-Бей.
– Прочтем все это позже, – сказал я. – А сейчас надо пошевеливаться. Бобби там один.
33
Саша открыла заднюю дверцу «Эксплорера». Низко над мысом с тревожными криками носились чайки.
Напуганные сильным ветром, который морщинил океанскую гладь и швырял на берег хлопья соленой пены, они пытались в глубине суши найти место поспокойнее.
Держа в руках тяжелую коробку с боеприпасами, я наблюдал за тем, как мечутся белые крылья на фоне темного грозового неба.
Туман давно рассеялся, и ночной воздух под низкими облаками был кристально прозрачен.
Вокруг нас колыхались стебли прибрежной травы.
На вершинах дюн крутились высокие песчаные смерчи, словно призрачные духи, поднявшиеся из могил.
«Интересно, – подумал я, – только ли ветер выгнал чаек из их убежищ?»
– Они еще не появлялись, – успокоил меня Бобби, забирая из багажника две коробки с пиццей. – Для них еще рано.
