«Привет, парень», – хотел сказать я, но вместо слов прозвучало какое-то хриплое карканье.
Орсон лизнул меня в лицо. Из пасти барбоса пахло не очень-то приятно, но я не мог осуждать его за это.
Я не переставая моргал, пытаясь разогнать пелену перед глазами, а оранжевый свет тем временем пульсировал в клубах дыма гораздо ярче, нежели прежде. Даже мохнатая морда Орсона, прижатая к ковру совсем близко от моего лица, казалась мне всего лишь расплывчатым пятном.
Тут я сообразил, что, если пес сумел войти в дом и отыскать меня, он сможет точно так же вывести меня отсюда раньше, чем на мне загорятся джинсы, а на нем – шерсть.
Собравшись с силами, я кое-как поднялся на дрожащие ноги. К горлу снова подкатила тошнота, но на сей раз мне удалось подавить ее.
Плотно закрыв глаза и стараясь не обращать внимания на обдавшую меня волну жара, я нагнулся и вцепился в толстый кожаный ошейник Орсона. Это было несложно, поскольку пес жался к моим ногам.
Орсон держал голову низко опущенной к полу, чтобы иметь возможность дышать. Я же задерживал дыхание и с трудом терпел щипавший ноздри дым, пока пес вел меня через пылающий дом. Он выбирал такой маршрут, чтобы я как можно реже натыкался на мебель, и я не имел ни малейшего представления, гордился ли он собой в эти страшные, трагичные мгновения.
Врезавшись лицом в притолоку, я чудом не выбил себе ни одного зуба. И все же на протяжении этого недолгого путешествия я непрерывно благодарил господа за то, что он решил испытать меня ХР, а не слепотой.
Мне уже стало казаться, что если я сейчас же не упаду на пол и не сделаю хотя бы одного глотка воздуха, то потеряю сознание, но в этот момент я почувствовал на своем лице прохладное дуновение, а когда открыл глаза, то обнаружил, что могу видеть. Мы находились на кухне, до которой огонь еще не успел добраться.
Здесь не было и дыма, поскольку ветер, врываясь в открытую дверь, выдувал его в столовую.
На столе по-прежнему стояли три церковных свечи в подсвечниках из толстого рубинового стекла, два глубоких бокала и початая бутылка абрикосового бренди.
Растерянно мигая, я смотрел на этот уютный натюрморт. Мне вдруг показалось, что события последних нескольких минут – всего лишь кошмарный сон, а Анджела – живая и здоровая, в свитере своего покойного мужа – вот-вот войдет в кухню, сядет за стол и, долив себе в бокал, закончит свой удивительный рассказ.
Во рту у меня царила такая сушь, что я едва не прихватил с собой бутылку бренди, но затем вспомнил, что у Бобби Хэллоуэя всегда есть пиво, а это гораздо лучше.
Когда я уходил с кухни, дверь была надежно заперта, и я сомневаюсь, что Орсон при всей своей сообразительности сумел бы открыть ее. Хотя бы потому, что у него не было ключа. Было ясно, что убийцы покинули дом именно этим путем.
Оказавшись снаружи, я еще раз прокашлялся, чтобы окончательно избавиться от попавшего в легкие дыма, сунул «глок» в карман куртки и, вытирая взмокшие ладони о штанины, нервно окинул взглядом двор.
Тени от облаков плыли по залитой лунным светом лужайке, словно рыбы, резвящиеся под серебряной поверхностью пруда.
Кроме колеблющихся на ветру ветвей, не было заметно ни единого движения.
Ухватив велосипед за руль, я покатил его по направлению к увитому зеленью выходу со двора, а дойдя до него, обернулся и посмотрел на дом. Я ожидал, что он будет объят пламенем до самой крыши. К моему удивлению, снаружи пожар был почти незаметен. Лишь слабые отблески указывали на то, что огонь начинает взбираться по шторам двух окон второго этажа, а из вентиляционных отдушин под кровлей вились тонкие змейки белого дыма.
Если не считать непрекращающихся порывов ветра, в ночи царила противоестественная тишина. Мунлайт-Бей – маленький городишко, но и он обладает характерными для ночи звуками – то автомобиль проедет, то послышится мелодия какой-то далекой вечеринки, то мальчишка, практикуясь в игре на гитаре, забренчит, сидя на крыльце, то залает собака, то раздастся шуршание щеток поливальной машины, послышатся голоса гуляющих, смех старшеклассников, кучкующихся ниже по Эмбаркадеро-уэй, невдалеке от супермаркета «Миллениум», а время от времени ночь нарушает меланхоличный свист пассажирского поезда или загремит якорная цепь прибывшего к Оушн-авеню парома. Сейчас же вокруг нас с Орсоном царила такая тишина, словно мы находились посредине города призраков, затерянного в пустыне Мохаве.
Звук выстрела, который я случайно произвел, находясь в доме, был, очевидно, недостаточно громким, чтобы привлечь внимание тех, кто в этот час находился на улице.
Я торопливо шел за Орсоном сквозь увитый зеленью проход по направлению к выходу со двора, ощущая сладкий аромат жасмина и слушая, как негромко щелкают спицы велосипеда. Сердце мое билось в прежнем темпе. Пес поднялся на задние лапы, толкнул калитку передними, и она открылась. Этот его трюк был мне хорошо знаком. Бок о бок мы вышли на тротуар и быстро двинулись вдоль по улице, стараясь не припустить во весь опор.
Нам повезло – нас никто не заметил. Улица, насколько хватает глаз, была пуста: ни пешеходов, ни автомобилей.
Если бы кто-нибудь из соседей увидел меня выходящим из дома, который через несколько минут запылает, как свеча, это стало бы для шефа полиции Стивенсона лучшим подарком, поскольку у него появился бы законный повод объявить на меня охоту. А потом пристрелить «при сопротивлении во время ареста».
Я взобрался на велосипед и, опершись на одну ногу, чтобы удерживать равновесие, в последний раз оглянулся на дом. Ветер трепал листья огромных магнолий, и сквозь их ветви я увидел огонь уже в нескольких окнах на обоих этажах дома.
Исполненный горечи и возбуждения, любопытства и страха, я быстро ехал вдоль тротуара, мечтая поскорее оказаться на менее освещенной улице. Орсон громко шлепал лапами по асфальту сбоку от меня.
Мы удалились примерно на квартал, когда я услышал, как от страшного жара в доме Ферриманов стали взрываться оконные стекла.
16
Звезды в просветах между ветвями, лунный свет, пробивающийся сквозь сито листьев, огромные дубы, убаюкивающая темнота, кладбищенский покой, а для одного из нас – еще и волнующий запах прячущихся белок. Мы снова оказались на кладбище, примыкающем к церкви Святой Бернадетты.
Мой велосипед был прислонен к гранитному надгробию, которое венчала мраморная голова ангела.
Я сидел, без особого стеснения прислонившись спиной к другому надгробию, увенчанному крестом.
За несколько кварталов отсюда раздались, а затем внезапно умолкли сирены – это пожарные машины подъехали к пылающему дому Анджелы Ферриман.
Я не смог одолеть весь путь до дома Бобби Хэллоуэя, поскольку грудь мою раздирал судорожный кашель, который мешал мне крутить педали. Орсону тоже было тяжело бежать, и он пытался отделаться от запаха гари, ожесточенно чихая.
