Книга Скованный ночью, страница 47. Автор книги Дин Кунц

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Скованный ночью»

Cтраница 47

Бушевавший в стенах фейерверк темнел, становясь ян-1арным, коричневым, кроваво-красным, а «Ходжсон» все выставлял вперед левую ногу, медлил и подтаскивал к ней правую. Так двигался старый двуногий робот Имхотеп, сыгранный в 1932 году Борисом Карловым. [18] Дверь под моей ладонью снова вздрогнула… и внезапно превратилась в кашу.

Я ахнул, когда страшный мороз иглами вонзился в мою правую руку, словно она окунулась в нечто куда более холодное, чем ледяная вода. От запястья до кончиков пальцев она стала единым целым с круглой дверью. Хотя освещенность яйцевидной комнаты стремительно убывала, я видел, что сталь стала полупрозрачной; в ней чувствовалось центробежное движение, как в небольшом вихре. И на этом сером фоне явственно выделялись мои более бледные пальцы.

Я в испуге отдернул руку и сделал это как раз вовремя: сталь снова стала твердой.

Тут мне вспомнилось, что сначала дверь можно было видеть только краешком глаза. Для материализации ей требовалось какое-то время – следовательно, она не могла исчезнуть в мгновение ока.

Должно быть, Бобби видел происходящее, потому что он отшатнулся, как будто стальной водоворот мог выбросить щупальце и увлечь его за собой.

Что было бы, если бы я вовремя не отдернул руку? Оторвало бы мне ладонь или нет? Неужели на память об этом приключении у меня осталась бы культя? Ответа не требовалось. Пускай это навеки будет тайной.

Ощущение холода исчезло, как только я отдернул руку, но в перерыве между двумя глубокими вдохами я продолжал твердить слово «дерьмо», как больной синдромом Туретта, обреченный до конца жизни повторять одно и то же.

Тем временем Ходжсон приближался к нам в кровавом отсвете огней, окруженный легионами мечущихся теней, как космонавт, возвращающийся из полета на планету Ад Он одолел уже половину разделявшего нас расстояния, был уже в шести метрах и без устали стремился вперед, ничуть не покоробленный моими выражениями и влекомый голодом, столь же ощутимым, как прежний запах горячей смолы и гниющей растительности, который донес до нас ветер ниоткуда.

Бобби с досады стукнул дверь стволом ружья. Стальная поверхность зазвенела, как колокол.

Он и не пытался направить дуло на Ходжсона, видимо, тоже придя к выводу, что удары пуль о стены комнаты могут добавить им энергии и продлить наше заключение.

Световое шоу закончилось, и вокруг нас снова сгустилась абсолютная темнота.

Если бы мне удалось справиться с сердцебиением и одышкой, может быть, я и услышал бы шарканье резиновых подошв по стекловидному полу, но это было свыше моих сил.

Бобби снова ткнул дверь ружьем. На этот раз она не зазвенела. Звук был глухой и не такой раскатистый, как прежде. Он скорее напоминал стук от удара молотком по деревянной колоде.

Может быть, дверь и находилась в процессе дематериализации, но по-прежнему блокировала выход. Попытка пройти сквозь нее в этот момент была бы рискованной: растворяясь навсегда, дверь могла прихватить на память энное количество молекул наших тел.

Что будет, если «Ходжсон» крепко вцепится в меня в момент превращения? Если моя рука на мгновение стала частью стальной двери, то часть моего тела станет частью герметичного костюма и существа, извивающегося внутри него; это единство сведет меня с ума, даже если каким-то чудом я останусь цел физически.

Темнота давила на мои открытые глаза так, словно я был под водой. Хотя я пытался уловить малейший признак приближавшейся фигуры, но был слеп так же, как в коридоре перед комнатой с костями крыс «веве».

И тут мне вспомнился похититель с жемчужными зубками, к лицу которого я прикоснулся в непроглядной тьме.

Как и тогда, я снова ощущал близость чьего-то присутствия, но на сей раз с куда большим основанием.

После всего случившегося в зале ожидания «Загадочного поезда», этом преддверии ада, я больше не приписывал свои страхи чересчур развитому воображению. На этот раз я не стал вытягивать руку, чтобы доказать себе беспочвенность мрачных подозрений; я знал, что мои пальцы встретят гладкую поверхность плексигласового забрала.

– Крис!

Я вздрогнул и только потом узнал голос Бобби.

– Твои часы, – сказал он.

Светящиеся зеленые цифры были видны даже в кромешной тьме. Они менялись так стремительно, что за долю секунды проходило несколько часов. Буквы в окошках «день недели» и «месяц» превратились в сплошное туманное пятно.

Прошедшее время уступало место настоящему.

Черт побери, я понятия не имел о том, что здесь творилось. Может быть, ситуация была совсем другой и время не имело никакого отношения к событиям, свидетелями которых мы стали. Может быть, мы бредили, потому что кто-то подсыпал нам в пиво ЛСД. Может быть, я лежал в своей постели, спал и видел сон. Может быть, верх был низом, правое левым, а белое черным. Я знал только одно: то, что происходит сейчас, правильно, потому что оно избавляет меня от объятий существа в костюме Ходжсона.

Однако если мы действительно погрузились в прошлое на два с лишним года и теперь возвращались в ту самую апрельскую ночь, когда началась наша отчаянная авантюра, я должен был что-то чувствовать – звон в ушах, жар от трения бешено пролетающих часов, ощущение возврата прежнего возраста, хоть что-нибудь. Но даже спуск в нескоростном лифте имел бы более сильные физические последствия, чем это перемещение вдоль оси времени.

Внезапно часы остановились на слове «апрель». Секундой спустя замерли цифры в окошках «дата» и «день недели», а в следующее мгновение на циферблате появились четкие цифры «3.58 А.М.».

Мы были дома, хотя и без Тотошки. [19]

– Уф-ф, – сказал Бобби.

– Да уж, – подтвердил я.

Однако требовалось ответить на вопрос, не привезли ли мы с собой червеобразного приятеля в герметическом костюме. Приятеля, которого в Канзасе отродясь не видывали.

Логика подсказывала, что «Ходжсон» остался в прошлом.

Однако на бредовые ситуации логика не распространяется.

Я вытащил из-за пояса фонарик.

Включать его не хотелось.

И все же я сделал это.

Страх оказался напрасным: «Ходжсона» рядом не было. Проведя лучом из стороны в сторону, я убедился, что мы с Бобби одни… по крайней мере, в той части яйцевидной комнаты, которую освещал фонарь.

Круглая дверь исчезла. Я не видел ее ни периферическим зрением, ни тогда, когда смотрел на тоннель прямо.

Видимо, комната стала такой чувствительной к свету, что хватило и одного луча, чтобы на стенах, полу и потолке вновь заиграли сполохи.

Я тут же выключил фонарь и вернул его за пояс.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация