Бобби прошептал:
– Саша, посвети сюда.
Она направила луч на пол.
Свет отразился от одного из загнутых металлических швеллеров в дюйм толщиной, крепившихся к цементному полу там, где когда-то стояла тяжелая техника. Такие пластины встречались здесь на каждом шагу.
Я не понял, почему Бобби привлек наше внимание к столь малозначительному объекту.
– Чистый, – сказал он.
И тут до меня дошло. Прошлой ночью – и всякий раз, когда я посещал этот ангар, – швеллеры и крепившие их болты были запачканы маслом и покрыты пылью. Но этот сверкал чистотой, словно его поставили совсем недавно.
Держа в одной руке кошку, Рузвельт посветил на пол, потом на стальную колонну и рельсы над нашими головами.
– Все чище, – пробормотал Доги, но он имел в виду не прошлую ночь, а момент, когда наша экспедиция вошла в ангар.
Хотя я убрал руку, однако продолжал чувствовать, что вибрация опоры возрастает, так как от всей окружавшей нас двойной колоннады и от рельсов, поддерживаемых этими колоннами, исходил слабый звон.
Посмотрев в дальний, темный конец здания, я готов был поклясться, что там движется что-то громадное.
– Брат! – окликнул меня Бобби. Я посмотрел на него. Он задыхался, глядя на свои часы. Я проверил свои. Цифры бежали в обратную сторону. Внезапный страх обрушился на меня, как холодный дождь. По ангару разливался странный красный свет, у которого не было видимого источника; казалось, засветились молекулы воздуха. Может быть, этот свет был опасен для больных ХР, но в данный момент это волновало меня меньше всего. Красный воздух мерцал, и хотя темнота в здании отступала, видимость почти не улучшалась. Этот странный свет скрывал столько же, сколько обнажал, и я чувствовал себя так, словно нахожусь под водой. Под водой, испачканной кровью.
Теперь лучи фонариков были бессильны. Их свет оставался за линзами, накапливался там, быстро становился ярче и ярче, но не мог пройти сквозь стекло и пронзить красный воздух.
Тут и там за колоннадой начали оживать темные фигуры, на месте которых раньше был голый пол. Разнообразные машины. Они выглядели реальными и одновременно нереальными, как при мираже. Призраки машин… становящиеся реальностью.
Вибрация не только усиливалась; менялся ее тон. Он делался все более низким и зловещим. Рокочущим.
На западном конце помещения, где скопилась тревожная тьма, возник кран, с крюка которого свисало что-то большое. Должно быть, мотор.
Хотя страшный красный свет не мешал мне видеть кран и поднимаемый им предмет, я видел также сквозь них, как будто они были стеклянными.
На смену слабому и тонкому звону стали пришел низкий скрежет, и я узнал звук колес, вращающихся стальных колес, вгрызающихся в стальные рельсы.
Кран должен был иметь стальные колеса. Колеса, двигающиеся по рельсам.
–..с дороги, – сказал Бобби. Когда я посмотрел на него, Бобби двигался между опорами, как слаломист, обходя столбы и прижимаясь к ним спиной.
Рузвельт, открыв глаза так же широко, как и кошка, тоже бежал в сторону.
Кран был более твердым, чем секунду назад, и менее призрачным. Большой мотор – или то, что нес кран, – свисал с конца крюка ниже рельсов; этот груз был размером с легковой автомобиль, и он должен был пройти как раз через то место, на котором мы стояли; сам кран прошел бы над нашими головами.
И он действительно приближался, двигаясь быстрее, чем могло перемещаться такое тяжелое оборудование, потому что физически он не приближался к нам; я догадывался, что это время бежит назад, к тому моменту, когда мы и кран займем то же самое пространство в тот же самый миг. Черт побери, какая разница, двигается ли кран или время, если результат будет один? Два тела не могут одновременно занимать то же пространство. Если они попытаются это сделать, произойдет либо ядерный взрыв, который будет слышен аж в Кливленде, либо одно из тел – мое или машино-образного предмета, свисающего с крюка, – перестанет существовать.
Я тоже начал двигаться, вцепился в Сашу и притянул ее к себе, но знал, что вовремя оказаться в безопасном месте мы уже не успеем.
Время.
Мы попали в тот момент прошлого, когда ангар был заполнен вспомогательным оборудованием, когда кран был готов воплотиться в реальность… И тут температура внезапно упала. Мутный красный свет померк. Скрежет стальных колес снова стал тихим звоном.
Я ожидал, что кран отступит, снова вернется к западному концу здания и станет менее материальным. Однако когда я поднял глаза, мерцающий мираж крана прошел над нами и груз, который он нес, ударил Сашу, а потом меня.
«Ударил» – не то слово. Я не знаю, что это было. Призрачный кран прокатился над головой, и призрачный груз поглотил меня, прошел сквозь меня и исчез на другой стороне моего тела. В меня ударил холодный ветер, но на моей голове не пошевелился ни один волосок. Все это происходило внутри меня; ледяное дыхание пронзило клетки моего тела, играя на костях, как на флейте. Какое-то мгновение я думал, что оно сдует связи между молекулами, из которых я состоял, и превратит меня в пыль.
Остатки красного света исчезли, и из фонарей вновь вырвались лучи.
Я все еще был цел и невредим, как физически, так и умственно.
– Нечестно! – выдохнула Саша.
– Убийца, – подтвердил я.
Дрожа всем телом, она прижалась к одной из опор.
Доги стоял всего лишь в двух метрах за моей спиной. Он видел, как призрачный груз прошел сквозь нас и исчез, не добравшись до него.
– Ну что, пора домой? – лишь наполовину в шутку спросил он.
– Чтобы выпить стакан теплого молока.
– И шесть таблеток прозака.
– Добро пожаловать в лабораторию с привидениями, – сказал я.
Присоединившись к нам, Бобби пробормотал:
– То, что вчера ночью происходило только в яйцевидной комнате, теперь распространилось на все здание…
– Из-за нас? – спросил я.
– Не мы его строили, брат.
– Но положили начало строительству прошлой ночью, снабдив его энергией?
– Сомневаюсь, что два фонарика сделали нас главными здешними мерзавцами. Рузвельт сказал:
– Нужно скорее уносить отсюда ноги. Все это место… скоро исчезнет.
– Так думает Мангоджерри? – спросила Саша. В обычных случаях внушительная внешность Рузвельта Фроста, которой позавидовал бы любой предприниматель, может заставить тебя застыть на месте. Но увидев, что один его глаз полон мрачного изумления от только что пережитого, а второй распух, заплыл и налился кровью, я подумал, что мне следовало собрать вещички и самому лечь под этот злосчастный кран. Он сказал:
– Мангоджерри так не думает. Она знает. Все, что здесь есть, исчезнет. И очень скоро.
