Полнолуние… Пора вампиров и оборотней. И время самое то – с полуночи до трех. И ему хотелось, глядя на молочный, подернутой темной дымкой круг на траурном небе, выть от отчаяния и бессилия, как самому заправскому волку-оборотню.
Нет, так и свихнуться недолго, размышляя о ловушке, в которую сам же себя и загнал. Необходимо было отвлечься, загрузить мозги так, чтобы ни на что постороннее сил не хватало. Хотя бы до утра…
Работа всегда спасала, вот и сейчас думать надо о ней, а не об уродливой личной жизни. Данное слово сдержать и приложить все усилия, чтобы найти эти чертовы документы, чтобы Матюшин даже дергаться не смел в сторону Ксюхи. И снова она! Всегда, что бы он ни подумал, всегда он возвращается к ней! *****!
Демидов резво подскочил с кровати, нашарил в кармане джинсов, лежащих на спинке кресла, смятую пачку сигарет, зло закурил, глубоко затянулся. Сам не заметил, как пачку за день прикончил, по большей части, за вечер все скурил. Едко усмехнулся, сдохнет в нем лошадь скоро.
Так и не выпуская изо рта никотиновую «сладость», периодически затягивался, морщился от разъедавшего глаза дыма, с неохотой устремлявшегося в раскрытое окно. Глазами Демидов шнырял по ночному небу, а мыслями был в прошлом. По полочкам раскладывал доступную ему информацию.
При условии, что документы все же существовали и после некоторого забвения неожиданно всплыли здесь в Москве, в руках у прокурорского, то и искать их нужно где-то здесь, а не в Подмосковье. Когда все завертелось и «возмутителя спокойствия» подстрелили в собственном же подъезде, у отца бы просто не было возможности вывезти их и перепрятать где-нибудь еще.
Что там папаша говорил? К нему ворвались люди с определенными намерениями, конкретно знавшие, что ищут. Потом в подъезде нашли убитого Ковальского, но, видимо, документов у него не обнаружили, иначе бы он, Влад, тут голову бы себе сейчас не ломал. Телефон отца высветился в списке звонивших прокурору как раз за пару дней до убийства. Вполне возможно, что по какой-то предварительной договоренности передача документов состоялась, только они у конечного адресата не обнаружились. И люди Матюшина пришли к такому же выводу, не дураки же на него работают.
Предыдущим днем Демидов, изучив полученные накануне от «большого босса» файлы, уже наведался в больницу, где умер отец, и выяснил, что у пациента незадолго до прихода сына уже были посетители. После недолгих уговоров напуганная медсестричка выложила ему все как на духу: с больным разговор вели, вытолкав ее взашей в коридор, не дав заменить систему, и с ней беседовали уже после – интересовались содержанием беседы умирающего с сыном. А он, помнится, еще удивлялся нервозному виду медсестры и тем, как часто она заходила в палату под разными предлогами. Подслушивала, оказывается, по просьбе «посетителей».
Опер вошел в азарт, воспрянул духом. Как гончая, взял след, и от этого кровь живее потекла по венам, жизнь заиграла другими красками. Дышать стало легче, глас совести затих. Мозг заработал с удвоенной силой.
Основным вопросом до сих пор оставалась форма «компромата» – бумага или электронка? Или и то, и другое? Склонялся к тому, что все-таки, сбившись с ног, ищут все бумажную версию с оригиналами следственных документов. Но и наличие электронных сканов никто не отменял. Вполне возможно, что носитель продублированной информации был спрятан отцом в таком месте, куда меньше всего можно подумать. Флешка? Диск? Скорее, первое… И если спрятал он флешку сразу же, как она попала ему в руки, то бишь, пару лет назад, а то и более, то, вполне возможно, что для начала искать нужно у отца в доме, последовательно и методично заглядывая во все полости, большие, и малые.
Рабочий зуд не давал покоя. Если бы дом отца находился в черте городе, Влад, не колеблясь, отправился бы туда. А сейчас ему не до поездки в Подмосковье – утром проблему с Ксюхой решать придется.
Демидов снова дернулся. О чем бы он ни думал, мыслями все равно возвращался к ней. Так, стоп, одну вещь из отцовского дома она все-таки притащила с собой. Понимая, что вряд ли найдет искомое, Влад, натянув джинсы, направился в спальню девушки. Не терпелось проверить свою догадку, а больше всего, хотелось хоть одним глазком взглянуть на нее.
Он бесшумно приоткрыл дверь в девичью комнату, стараясь не скрипеть и не топать. Глаза, привыкшие к темноте, все видели отчетливо. Ксения, разметавшись по постели, беспокойно спала. Бровки хмурились, губы слегка подергивались, грудь, красиво обрисованная маечкой с тонкими бретельками, часто вздымалась. Девушка лежала на боку, оседлав одеяло, и без того коротенькие шортики задрались кверху, обнажая стройные бедра. Влад почувствовал, как его повело от желания.
Чертыхнувшись, опер отошел от постели. Не за этим он здесь. Оглядевшись, увидел куклу на столе рядом с Вороновским медведем. По весу та показалась тяжелой, на ощупь пластик – твердым, при легком потрясывании внутри что-то стучало. Неужели, он был прав?
Демидов повертел игрушку в разные стороны, прикидывая, как бы заглянуть к ней внутрь, но не придумал ничего, кроме как каким-то образом отделить от нее часть тела. Руки-ноги отпали сразу, так как его не устраивал объем открывающегося отверстия. Немного помедлив, Влад взялся за голову куклы, слегка потянул.
Игрушечные глаза закатились, внутри стукнуло громче. Крепче ухватив куклу за ноги, опер потянул изо всех сил. С противным мяукающим звуком «ма-ма», показавшимся оглушительным в ночной тиши, пластмассовая голова отделилась от тела, на стол упал маленький светлый предмет – кусочек такого же пластика, по фактуре напоминающий материал самой куклы.
Позади послышался шорох. Ксения, ничего не понимающая спросонья, испуганно жалась к изголовью кровати, натягивая на себя одеяло. Да уж, хреново он как-то выглядит в ее глазах! Хотя куда уж хреновее?
Девушка недоумевающе уставилась на его руки. Изощренно матерясь про себя, Влад попытался вогнать кукольную голову в пазы пластмассовой шеи, но безуспешно. Поднеся игрушку к глазам понял, что все напрасно – основание шеи переломилось. Ксюхина память о детстве испорчена навсегда.
– Слушай, извини, – сипло прошептал Демидов, боясь, что девушка устроит истерику. Помахав в воздухе перед изумленной, безмолвной Ксюшей кукольными останками, добавил с запинкой: – Я тебе новую куплю, ладно?
Выходя, чувствовал, как спину прожигает ее настороженный взгляд. Ну не кретин ли? Не мог кукле голову свернуть где-нибудь в другом месте?! Еще один маленький грешок перед ней. Еще одна гирька на чаше весов, и без этого склоняющихся в одну сторону – он должен отпустить ее, забив на собственные чувства, чтобы не сломать ее совсем. Как эту куклу.
У себя в комнате при свете ночника разглядел наконец «гремучую» штучку – обыкновенный кусочек пластика непонятно как попавший внутрь. То ли кукла бракованная, то ли внутренности ее от ветхости давно уже сломались, просто под одеждой незаметно было. ***, опозорился, хуже некуда!
Опер надеялся, что девушка не успела толком ничего понять, решила, что ей все привиделось. А за сломанный символ детства, родительский подарок, он извинится с утра. Но, как всегда, получилось все иначе.
