Неумолимо тянуло назад, в кабинет. Туда, где она. Чтобы самому убедиться, что с ней все в порядке. Накатил животный страх, что пока он не видит ее своими глазами, с ней происходит что-то страшное и жуткое. Что-то, что может отнять ее у него совсем. Навсегда.
Руки обхватили голову, пальцы сами, помимо воли, сжались в кулаки, оставив на коротко стриженой шевелюре дорожки телесного цвета. Хотелось руками выдавить, выцарапать из-под черепной коробки эти ненужные мысли о ней. Но вместо этого перед глазами ярко вспыхнули картинки плакатов, висевшие у кабинета врача – изображение счастливой беременной женщины, ребенок в утробе матери, радостно улыбающийся беззубый малыш, смотрящий на этот грязный мир доверчивыми, чистыми, любящими глазами.
И когда он только успел их заметить?! Ведь шел, даже по сторонам не смотрел! А может, он видел их не здесь? Не у этого кабинета, а раньше? Когда оббивал многочисленные пороги врачей вместе с Леной в бесплодной надежде зачать ребенка. Ребенка, который погиб нелепой, случайной смертью, даже не успев родиться, косвенно по вине своего же родителя.
Сильные пальцы смяли лицо. Захотелось выцарапать и глаза заодно, чтобы не видеть ни этих душераздирающих картин, ни последствий своего губительного решения. Ведь он не сможет больше смотреть на Ксению и не представлять себе во всех красках, что юную, жизнерадостную, здоровую девочку изуродовали и покалечили из-за его прихоти! Убили еще одного его нерожденного ребенка! И кто он после этого?! ***, лучше себе пулю в лоб пустить…
Челюсть свело от нечеловеческого напряжения, на лбу проступили едва заметные царапины от ногтей. Слух уловил сначала скрежет собственных зубов, а потом то ли стон, то ли вой. В глазах защипало, и зрение почему-то помутнело. Еще чуть-чуть и его просто разнесет на куски от неконтролируемого желания уберечь ее. Нет, все…
Влад кинулся обратно в больничный корпус, лихорадочно гадая, сколько прошло времени и где может находиться эта чертова «малая операционная».
– Девушка, где у вас операционные? – кинулся к первой же попавшейся на глаза медсестричке, раскладывающей буклеты на столике в зоне ожидания.
– Они в другом корпусе, – растерянно протянула та, удивленно окидывая взглядом взъерошенного опера. – Но туда нельзя.
– А малые операционные? – суетливо, боясь не успеть, торопил ее Влад, нетерпеливо дергая за рукав. – Девушка, милая, ну…
– Они на втором этаже… В отдельном блоке… Но вас туда не пустят, – это она выкрикнула ему вслед, так как опер, не дослушав, помчался в сторону лестницы.
Перепрыгивая через две ступеньки сразу, Влад несся сломя голову, благо, что на пути у него никого не было. А если его и вправду внутрь не пустят? Об этом он старался не думать. Прорвется, чего бы это ему ни стоило. Пусть потом хоть охрану вызывают и заявление на него пишут.
Чисто интуитивно свернул в уже знакомый коридор. Сразу же в глаза бросилась чуть приоткрытая дверь того самого кабинета, где совсем недавно он оставил Ксюшу. Не дал себе подумать, под гулкий стук сердца бросился к ней, с шумом ворвался в кабинет.
У кушетки стояла Кулешова. Склонившись над Ксенией, она отпаивала ее водой. Девушка немного успокоилась, рыданий слышно не было, лишь судорожные, сухие всхлипы разрывали натянутую тишину.
При его появлении, которое не могло остаться незамеченным, обе подняли головы. Лицо девушки исказила гримаса страха и душевной муки. Громко глотнув воздуха, она отчаянно зарыдала:
– Я не пойду! – тут же с ногами забралась на кушетку, отодвигаясь к самому дальнему краю, с ужасом смотрела на его приближение, проваливаясь в очередную истерику. – Не пойду!
– Ксюш, – пересохшими губами, стараясь, чтобы голос не звучал требовательно или пугающе, позвал он ее, протягивая руку.
– Не пойду! – этот визг потом еще долго стоял у него в ушах.
– Ксюш… домой… Пойдем домой, – собственный голос срывался, казался жалким, неубедительным.
Но девушка, спрятав голову в коленях, не переставала, как заезженная пластинка, повторять сквозь слезы одно и то же:
– Не… пой… ду… не… пой… ду… не… пой… ду, – рыдания стали глуше, но не менее болезненными для опера. Словно раз за разом тупой нож вонзался в сердце, раздирая внутренности. Влад беспомощно посмотрел на врачиху.
– В коридоре подождите, – шикнула та и принялась заново успокаивать девушку.
А он опять маялся, не находил себе места. Материл себя, понимая, что от таких переживаний запросто может случиться выкидыш. Его так и подмывало заглянуть в кабинет, вмешаться самому, но боязнь снова все испортить сдерживала. В кармане джинсов давно уже исходил вибрацией телефон, но ему было все равно. Пусть хоть уволят, сейчас работа не главное.
Успокоился только тогда, когда увозил Ксюшу домой. На соседнем сиденье лежал рецепт на витамины для беременных, направления на анализы для постановки на учет, память хранила устные рекомендации и наставления. Где-то в груди робким огоньком затеплилась надежда, разгоняя холод и пустоту в душе, однако при взгляде на измученную, отстраненную девушку вновь становилось тоскливо. Безжизненно враз повзрослевшая Ксюша смотрела сквозь залитое прозрачными потоками ливня стекло, не видя ничего вокруг.
Глава 29
Ксению нестерпимо клонило в сон. Казалось, сил не было вовсе, ни физических, ни моральных. Из всех эмоций осталось лишь одно желание – быстрее добраться до постели и провалиться в спасительный, желательно, вечный сон. Где нет страшной и нелепой реальности, заключающейся во вроде бы понятных, но странно звучащих для нее словах: беременность, восемь-десять недель.
Это откуда-то из взрослой жизни, куда вступать хотелось постепенно, шаг за шагом. За руку с Денисом. Приоткрывая завесу запретного, тайного, сладкого мгновение за мгновением, касание за касанием, поцелуй за поцелуем. Когда кружится голова от безграничного счастья, взгляд тонет в любящем омуте родных, милых сердцу глаз, а душа парит ввысь от чувства единения с любимым.
Но вместо этого она словно по чьему-то злому умыслу перенеслась на несколько лет вперед, оставив позади себя значительный кусок непрожитой жизни. Той самой, усыпанной сердечками и прочей розовой мишурой, которую еще пару лет назад она любила вырисовать в своем «девичьем дневнике» вместе с Маринкой.
Как же быстро и неожиданно пришло взросление. Как снег на голову. Как будто кто-то просто переключил рычажок. И именно сегодня. Не тогда, когда она познала, «что» на самом деле происходит между мужчиной и женщиной, когда поняла, что эта далеко не та «сладкая истома, от которой сводит судорогой все тело», а там, в кабинете врача, во время осмотра.
Все, детство кончилось, ушло безвозвратно, оглушительно хлопнув дверью. Теперь уже навсегда. Оставив после себя легкий шок оттого, что играть ей теперь придется с живой «игрушкой». И верилось в это с трудом…
Едва машина въехала на привычный пятачок, не дожидаясь, пока стихнет двигатель, Ксения выбралась из сухого, уютного салона прямо под тугие, промозглые струи июньского ливня. Не особо стараясь перепрыгивать через пузырящиеся лужи, похлюпала к подъезду, даже не обратив внимания на опера, что-то сказавшего вслед.
