Этого человека точно нельзя было ничем ни поддеть, ни уж тем более пристыдить. А уж вынудить отвести от себя этот проедающий насквозь взгляд и подавно. Проще закрыть глаза и желательно ладонями и, само собой, заткнув чем-нибудь уши. Хотя едва ли это поможет. Казалось, она могла чувствовать, как он улыбается даже с закрытыми веками, не говоря уже о его голосе, вибрирующем не сколько в барабанных перепонках, а в воспалённых «нервах» сознания, настолько глубоко и осязаемо, что ему, наверное, скоро и вслух не придётся с ней говорить. Достаточно лишь чуть усмехнуться в ответ, прямо как сейчас, скользнуть по лицу и телу девушки осязаемо-раздевающим взглядом, и ощущения, что тебя обнажили перед всеми догола (и не только физически) тебе обеспечены на ближайшие полчаса.
– Вуайерист – это тот, кто подглядывает, я же самый банальный зритель. Мне нет смысла за кем-то наблюдать тайно. Вы ведь сами только что сказали, что у меня завышенный эстетический вкус, а тайное наблюдение подразумевает полное незнание у наблюдаемого, что за ним кто-то подсматривает. То есть, он будет вести себя естественно и далеко не эстетично, а это не всегда выглядит со стороны красиво, а порою даже крайне отталкивающе.
– А вам, наверное, надо не просто за кем-то наблюдать, но и ещё отдавать указания, что делать и КАК правильней это сделать? – ей не могло показаться, мужчина действительно слегка прищурился и чуть заметно повернул голову, не сколько присматриваясь к Дэниз, а пытаясь прочесть по её упрямому личику истинные мотивы, побудившие девушку задать именно этот вопрос.
– Смотря кому и в какой ситуации. – чёртов Гудини! Ничем не заденешь и не поцарапаешь. Ещё и посмотрит на тебя так, будто ты пыталась его не поддеть-осадить, а предложить себя в качестве испытуемой. – Хотя, ты права. Я из тех, кто привык руководить и в особенности указывать на чужие ошибки. Ведь тем, кто что-то делает на самом деле трудно понять, что же им не хватает, каких тонкостей и необходимого для этого опыта. Со стороны ведь всегда виднее, не так ли?
И на что он намекал в этот раз?
– Главное, чтобы не дошли до руководства, как правильней заниматься чувственным сексом на людях.
– А что для тебя в этом такого ужасного, мой ангел? Ты ведь мне так и не ответила. Наблюдать со стороны за чужим сексом в реальном времени не предусматривает непосредственного в нём участия самого зрителя. Да тебя и саму туда не пустят без должного на то разрешения.
Он ведь не мог говорить всё это в здравом уме, правда же? Тогда почему Дэниз не воспринимала его улыбку, как за шутливую, а его через чур откровенный взгляд – за поверхностный взор прожжённого шулера и изворотливого блефомана? Может потому, что он не из тех, кто ради одного единственного выигрыша (пусть и самого крупного) способен сбежать бесследно и безвозвратно с сорванным кушем подмышкой? Да, он действительно был игроком, заядлым и сверх опытным, одним из тех, кто рискнёт пойти на крайние меры, лишь бы добиться желанной победы, любой ценой и игнорируя любую возможность отступить при соотношении неравных сил, да ещё и не в свою пользу. Только вот Дэнни с трудом верилось, что у подобного человека имелись хоть какие-то достойные противники.
– Да неужели? А сейчас вы чем занимаетесь? Просто забалтываете собеседника без каких-либо определённых целей и конкретных намерений?
Не говоря уже о впивающемся взгляде, от прессующего напора которого с каждой пройденной минутой становилось ещё больше не по себе. А что же будет, когда его интерес перейдёт все допустимые нормы и границы?..
– Дорогая, ты ужасно ко мне не справедлива. Разве за всю поездку я к чему-то насильно тебя принуждал? Ставил какие-то ультиматумы или требовал чего-то невозможного? – вот зачем ему нужно было понижать свой голос до чарующих ноток негромко «урчащего» зверя? Чтобы её пробрало его обманчивой лаской ещё глубже и ещё невыносимей? – Я уже стараюсь не делать акцента на тот факт, что мы едем с тобой в поезде вместе с незнакомыми нам попутчиками, с которыми, дай бог, мы больше уже нигде не встретимся и не пересечёмся. Так что не зная по существу, кто они такие вообще, мы и сами находимся в равном с ними положении, касательно идентификации наших личностей друг перед другом. Сейчас мы можем говорить о себе и обо всём всё, что только способно взбрести в наши головы, необременённые жёсткой ответственностью перед реальностями наших жизней. Эдакие маски без масок, раскрепощающие любого, кто не боится быть в чём-то уличённым или пойманным за руку при подтасовке истинных фактов. И они действительно скрывают нас, наши чувства и личности едва не полностью и буквально. Делают нас практически неуязвимыми и, да, в каком-то смысле свободными. И именно данная свобода (пускай и ложная) на какое-то время избавляет наши сущности от груза неуместных предрассудков, позволяя раскрываться перед абсолютно незнакомыми нам людьми с весьма неожиданных для нас сторон, развязывая языки и делая зачастую слишком откровенными. Даже на сеансах по психотерапии едва ли возможно добиться от пациентов схожих результатов.
– Вы это скажите тем трём пассажирам, что сбежали отсюда несколькими минутами ранее. Не похоже, чтоб они расслабились на полную катушку, не говоря уже о желании раскрыться перед вами всей душою нараспашку.
– А это уже зависит от целей всяк входящего сюда. Они же не ожидали столкнуться с подобного рода «препятствием», ну а я всего-то помог со своей стороны избавить тебя от их не самого приятного соседства. Или хочешь сказать, что ты была готова терпеть их нескончаемый трёп вперемешку с источаемыми ими благоуханиями? Готов поспорить, ты бы сама отсюда сбежала и куда быстрее, чем они.
– То есть, это вы сейчас намекаете на то, что я не сбежала из этого купе благодаря вашей же царской благосклонности к моей скромной персоне?
– А что поделать, если симпатии всегда играют немаловажную роль в выборе тех, с кем мы предпочитаем идти по жизни. Пусть и не долго, хотя бы на время поездки… – ещё и плечом пожимает, мол, а что здесь кому-то может показаться непонятным. – И если у меня есть возможность избавиться от нежелательного мне балласта, так почему бы этим не воспользоваться? Или же данная концепция, отличительного от общепринятых норм взгляда, не вписывается в твои собственные представления о жизни, людях и их поведении? Делает меня в твоих глазах бесчеловечным эгоистом и беспринципной сволочью? Вместо того, чтобы тихонечко терпеть в тряпочку, как все, взял, да и высказался вслух о том, о чём другие предпочли промолчать, изображая из себя смиренных овечек? Или считаешь, что, сокрыв свои истинные мысли, ты выглядишь на моём фоне чище и не порочней?
– А вам кто-то помешал купить билет в вагон первого класса? Где не надо никого неугодного не выгонять, не просить других заняться прилюдно сексом… – видно, Дэниз сама никак не могла успокоиться от мысли, что ею всё ещё пытались манипулировать, намереваясь навязать «правоту» чужого и обязательно неоспоримого мнения. Ну, а вспоминая, как её использовали в качестве возможного объекта для занятия сексом не известно с кем…
– А как же дух соперничества и азарта при долгом путешествии с незнакомыми тебе попутчиками? В отдельном купе недолго и от скуки помереть.
