— А папа что? — дёрганными движениями застегивая молнию на платье.
— Напился и приехал в больницу. Пьяный, как свинья, — в голосе сестрёнки злость. — Они вчера ссорились. Очень сильно ссорились, как никогда раньше. Кричали и били посуду.
— Из-за чего? — собачка на молнии отлетела под кровать. Плевать. Надеваю куртку и выбегаю из номера.
— Не знаю. Когда я вышла, они замолчали. Мама очень сильно плакала. Очень сильно. У неё была истерика. А папа ушёл куда-то. Хлопнул дверью и ушёл.
— Из-за этого кровь пошла, — шепчу я. Маме нельзя было нервничать.
— Я тебе звонила. Звонила всю ночь, а у тебя был выключен телефон.
— Прости, родная. Прости.
— Я жду тебя, Кать. Приезжай скорее.
— Сонечка, держись, моя родная. Я сейчас приеду, слышишь? Вместе мы справимся, хорошая моя. Справимся, — голос хрипит, а из глаз льются слёзы.
Ничего не вижу перед собой.
Мамочка.
Моя родная мамочка!
Как же так получается? Почему ты, мой ясный ангел? Самая нежная и добрая, ты же в жизни никого не обидела! Почему именно тебе настигла эта болезнь?
Стираю слёзы со щёк и, узнав адрес отеля на ресепшене, вызвала такси. Мне повезло, водитель был в трёх минутах езды от отеля и приехал очень быстро.
Когда села на заднее сиденье машины, в окно увидела смутно знакомую фигуру, которая заходила в двери отеля. Но машина тронулась, и я не успела разгладеть.
Закрываю глаза, пытаясь уснуть, чтобы пережить эту мучительно долгую поездку до больницы. От макушки до пят меня бьёт нервная дрожь. Противный липкий пот выступает на спине.
Хочу скорее обнять маму, заглянуть в ласковые зелёные глаза, уткнуться носом в короткий ёжик волос, который сейчас будет пахнуть медикаментами. После химиотерапии природный запах мамы стал практически не уловим.
Уснуть у меня не получается. Я смотрю на экран телефона, на то, как медленно идут минуты.
Глава 21
Екатерина
В больницу я врываюсь, замедляясь с каждым шагом. Страх будто опускается пудовыми кандалами на ноги. Я с трудом передвигаюсь. Вижу на скамейке в коридоре Сонечку. Сестра сидит скукожившись, в накинутом на плечи белом халате. Напротив неё сидит папа. Даже на расстоянии вижу, что он пьян.
— Соня, — слабым голосом зову сестры.
Сонечка вскидывает красные от слёз глаза на меня. Некрасиво кривит губы, морщится и бросается ко мне, сотрясаясь в рыданиях. Обнимаю её, утыкаясь лицом в худенькое плечо, и даю волю слезам.
Каждая из нас чувствует отчаянье. Глухое. Беспросветное.
Все надежды в одночасье рухнули. Больше нет веры в чудесное выздоровление.
Отчего-то сердце ревет о том, что всё. Конец. Больше ничего не поможет. Нет того волшебного лекарства, что исцелит.
Мама не верит сама. Не верит она, не поможет больше ничего.
— Я хочу к ней, — сиплю я.
— Врачи у неё. Пока не пускают, — Соня трет кулачками глаза и зевает.
— Ты спала сегодня? — пытаюсь успокоиться.
Понимаю, что своими слезами я делу не помогу. Нужно что-то решать. Как-то вразумить мама. Уговорить на операцию.
— Нет, — ещё один зевок.
— Во сколько маму забрали в больницу? — усаживаю сестру на скамью, притягивая светлую голову на свою грудь и поглаживая тонкие волосы.
— В час ночи, — давит рыдания.
— Родная моя, — закрываю глаза, сдерживая кипящие слёзы.
Не плакать. Только не плакать.
— Как папа? — кидаю взгляд на хмурого помятого отца.
— Бушевал. Разнес всю квартиру, когда я ему позвонила, — Соня вздрогнула и вся сжалась.
— Он тебя не трогал? — обхватываю её лицо руками, заглядывая в глаза. Соня никогда не врёт.
Отводит взгляд и поджимает губы.
— Сонечка, — требовательно.
— Обзывался. И попал бутылкой в спину, — признаётся сестра. — Но он случайно. Потом извинялся.
— Как и каждый раз до этого, — цежу сквозь зубы, кидай злой взгляд на отца.
Когда два года назад маме сообщили страшный диагноз — рак головного мозга, отец не выдержал. Он начал выпивать. Сначала просто стресс снять, а потом это вошло в привычку. Оскорбления в пьяном угаре, а потом извинения и клятвы, что такого больше не повторится.
Год назад всё резко прекратилось. Пришёл домой странный, будто виноватый, ужин приготовил, цветы всем подарил, маме комплименты отвешивал и в любви признавался. И всё вошло в своё прежнее русло. Будто не было этого года, когда живёшь в постоянном страхе, что он сорвется и вновь придёт домой пьяный.
И сейчас вот опять.
Сидит пьяный вдрызг и, кажется, даже не понимает, где находится. Зло сжимаю кулаки. Безвольная тряпка! Думает только о себе. Не думает, что маме нужна поддержка. Не думает, что его дочери переживают не меньше, чем он. Нет! Главное глаза залить.
Глава 22
Екатерина
— Ефимовы, можете проходить в палату, — врач в очках с усталым лицом, открыл перед нами дверь.
Мы с Соней вскочили одновременно. Взявшись за руки, вошли в палату, где были задёрнуты шторы и стоял полумрак.
Бледная, практически белая мама лежала на койке.
— Мамочка, — падаю на колени на холодный кафель и лицом вжимаюсь в её ледяную ладонь. — Родная моя. Как же мы испугались.
Мама гладит меня по волосам, перебирая пряди. Поднимаю на неё глаза и вижу грустную улыбку. А глаза пустые. Нет никаких эмоций. Абсолютно никаких.
— Или сюда, Сонечка, — говорит шелестящим голосом она, смотря на сестру, которая стоит у двери.
Соня опускается на колени рядом со мной и обхватывает мою и мамину ладонь холодной ладошкой.
— Хорошие мои… это только моё решение. Простите дорогие, — по бледной щеке скатилась одинокая слеза. — Дай руку, Сонечка, — просит тихо.
Сестра протягивает дрожащую руку. Ей в ладонь падает кулон в форме ангела.
— Мам? — жалобный скулеж, когда мама протягивает мне такой же.
— Пусть эти ангелы всегда берегут вас, мои родные.
