– Мыслящие существа, созданные Аллахом или человеком, не должны принуждаться к службе, но иметь право выбирать свой путь. В Народной Республике все формы принуждения были отринуты. Ни один мужчина или женщина не могут иметь других в собственности. Также не можем мы позволить разумным трамваям или механическим людям, созданным по подобию нашему, служить нашим прихотям, в то время как мы процветаем от их труда. Сам аль-Джахиз, как вы знаете, был солдатом-рабом у одного из ваших пашей. Он часто говорил о том, какой вред рабство наносит душам тех, кто скован цепями, и душам тех, кто держит эти цепи. Многие джинны скажут вам то же, ибо они ненавидят рабство, может быть, сильнее любого другого земного порока.
Хамид был немного знаком с этой историей. Рабство запретили вместе с рождением независимого Египта в 1883 году
[132]. Однако в Судане раннее махдитское движение собиралось возродить практику – пока джинн не обратил их руководство в революционный суфизм. Все же Хамид не мог не упомянуть очевидное, тем более что оно находилось лишь в футе от них.
– Шейха Надия. Не хочу показаться грубым, но вы сами хозяйка автоевнуха.
Шейха повернулась к механической женщине, которая все это время стояла неподвижно.
– Агент Хамид, вы снова неправильно поняли. Я не владею автоевнухом. Фахима мне не собственность, но ассистентка. Так ведь, Фахима?
– Да, мадам, – подтвердила автоевнух. – Мне кажется, агент ошибся по поводу природы наших отношений.
Хамид чуть не упал со стула. Эта автоевнух разговаривала? Ее губы не шевелились, а лицо оставалось неизменным, как у статуи. Но то были ее слова! И не просто обычные «да» или «нет» или «чем я могу служить?», но сложная фраза!
– Фахима – освобожденная машина, – сказала шейха, не пытаясь скрывать веселья от его потрясенного вида. – Когда-то она была обычным автоевнухом, но я помогла ей увидеть, что она нечто большее. Она начала думать за себя. Есть и другие, подобные ей, и они пробуждают сознание в своих товарищах. Вы смотрите в будущее.
Челюсть Хамида все еще висела. Автоевнухи обретают личность? Он уже мог представить хаос, когда механические люди начнут выступать против своих владельцев, требовать зарплаты или предпочитаемую работу. Если у женщины и были подобные опасения, они потерялись за самодовольным выражением лица. Некоторым только дай Маркса почитать…
– Пожалуй, шейха слишком оптимистична, – вмешалась Фахима, слегка склоняя голову. – Только немногие из нас одарены внутренней искрой, позволяющей становиться чем-то большим. Возможно, это заложено в определенной конструкции. Или в какой-то науке, которую мы пока не понимаем. Большинство из нас довольны своей работой и больше одного выходного для себя не хотят, может, двух.
«И это все?» – сардонически подумал Хамид.
– Не уверен, как это что-либо меняет, – начал Онси, видимо, найдя новый аргумент. – Являются мыслящие машины рабами или нет, может оказаться предметом захватывающей дискуссии. Но плохой причиной, чтобы позволить трамваю 015 изнемогать в беде. Вы не больше поспособствуете рабству, исцелив его недуг, чем вылечив эксплуатируемого рабочего. Положение пострадавшего не устраняет вашего этического долга.
Похоже, шейху тронули его слова, взгляд ее стал задумчивым. Онси воспользовался брешью с мастерством шахматного игрока.
– Кроме того, вполне вероятно, что такой акт милосердия сделает трамвай 015 более восприимчивым к посланию свободы.
Это заставило ее вскинуться с интересом. Хамид резко повернул голову, бросая на Онси злобный взгляд. Они сюда не революцию пришли устраивать!
– Фахима, что ты думаешь о доводах агента? – поинтересовалась шейха.
– Мне кажется, в них есть смысл, – ответила механическая женщина.
Шейха Надия согласно кивнула.
– Я бы с большим удовольствием когда-нибудь устроила с вами пролетарский диалог о философии мастеров-суфиев и коптских мыслителей, агент Онси.
– О! – воскликнул тот, просияв улыбкой. – И я бы с большим удовольствием!
– Агент Хамид, – резко обратилась она, – я посмотрю, что смогу сделать с вашим трамваем.
– Спасибо, – с благодарностью ответил следователь. Хотя часть его все еще пыталась понять, что здесь только что произошло.
– А теперь, – строго сказала Надия, – давайте обсудим меру ваших возможностей.
Следующие полчаса они провели, слушая, как шейха составляет план и высчитывает оплату. Фахима почтительно стояла рядом с ручным механическим калькулятором. Ее ловкие металлические пальцы расплывались в пятно, нажимая на цифровые клавиши, которые клацали по мере того, как в машине крутилась катушка, выпуская отпечатанную бумагу. Когда с этим было покончено, они вручили Хамиду длинный счет.
Он чуть не поперхнулся чаем.
Глава четвертая
Следующим утром агент Хамид обнаружил себя стоящим около трамвая 015 на воздушной площадке Рамзесской станции. Он сумел убедить шейху Надию немедленно взяться за дело, а не включать его в свое забитое расписание – в ином случае она могла не добраться до трамвая вплоть до следующего Мавлида
[133]. И, конечно, за это пришлось доплатить. Такое ощущение, что за каждую мелочь надо было платить! Она утверждала, что ведет подсчет честно, обходясь с агентами, как с любым другим просителем. Все же услуги шейхи обходились значительно дешевле, чем помощь элитного джинна. Кроме того, шейха пришла со своим собственным.
Хамид посмотрел на рубинокожего джинна – в настоящий момент женщину, помогавшую подготовить трамвай к церемонии. Оказалось, что джинния не только секретарем работала. «Джиззу жила с моей семьей поколениями, – проинформировала его шейха. – У нас не было сомнений в том, что джинны жили и работали среди нас задолго до аль-Джахиза. Ритуал, который я сегодня провожу, родился из этой связи».
Хамид подозревал, что это какой-то вид личных джиннов. Может быть, даже кариин
[134]. В министерстве было зарегистрировано всего несколько подобных случаев – джиннов вроде Джиззу, связавших себя непосредственно с людьми, целыми семьями или родом, иногда даже считавшимися одними из них. Нужно было не забыть добавить это в отчет. В том случае, если план вообще сработает.
