– Женщина и мужчина в шкуре, – предположила Фатима.
Хадия кивнула:
– Судя по их одежде, могу поспорить, что они не англичане.
– И выиграете. Придвиньте стул, агент Хадия. Я расскажу, почему задержалась утром.
Следующие двадцать минут Фатима рассказывала о том, что обнаружила: личности безымянных мужчины и женщины; Братство аль-Джахиза; и догадку джанн по поводу таинственного огня. Когда она закончила, Хадия охнула.
– Ифрит, – выдохнула она. – И Аллах создал джиннов из огня, свободного от дыма.
Фатима была знакома с аятом, одним из многих, где упоминались джинны.
– Вы все это за одно утро узнали? От информантов среди идоло… – Хадия замерла, ее щеки покраснели. – То есть приверженцев старой религии?
Фатима не называла имен. Мериру. Точно не Сити. Но она назвала источник.
– Я работала с ними раньше. Странный народ, но доверять им можно. Они точно не сжигают людей. – Хадия покраснела еще сильнее.
– Но ничто из этого не раскрывает дела, – продолжала Фатима. – Чего братство хотело от ифрита? Огонь не убил нашего приятеля с вывернутой головой, так кто, или что, это сделал? И еще остается человек в золотой маске.
Хадия записывала в блокнот.
– Такое ощущение, что у нас еще больше вопросов.
– Оно будет сохраняться до самого конца. Во всяком случае, у нас есть зацепки. – Глаза Фатимы вернулись к стопке папок. – Давайте посмотрим, что еще нам прислал Асим. – Хадия встала, поворачиваясь, чтобы передать документы. – И, агент, – окликнула Фатима, закатывая рукава, – добро пожаловать в министерство.
Хадия просияла.
Глава седьмая
Когда Фатима добралась до улицы Мухаммеда Али, было уже пол-одиннадцатого вечера. Один из самых живых районов Каира наполняли обрывки музыки, а клиенты ныряли в заведения с кричащими вывесками. Электрический уд
[32] переливался зелеными алхимическими лампами, а над другим заведением сиял красный силуэт танцовщицы кабаре. Желанная передышка после сегодняшнего дня.
Им понадобились несколько часов, чтобы перебрать все документы на лорда Уортингтона: его бизнес, персонал, финансовые трансакции. Компания Уортингтона выросла из торговли и строительных контрактов – поскольку даже в мире магии и джиннов вам нужны обыденные вещи, вроде инвесторов и капитала. А когда убивают богатых людей, следователь практически неизбежно возвращается к их капиталу. Но они остались с пустыми руками. К вечеру Фатима решила закругляться и отправила Хадию домой. Оставалось только ждать, что люди Асима нароют к понедельнику. Все это подпортило ей настроение, и Фатима еще сильнее ждала ночи.
Она свернула с бульвара на одну из темных улочек. Здесь их было меньше, чем в Хане, но все-таки заблудиться несложно. Фатима прошла под аркой у плохо освещенного скверика и спустилась по ступенькам к почти невидимой двери. Затем постучала тростью в определенном порядке: три быстрых стука, два медленных, три быстрых. В верхней части двери открылось окошко, в нем показались глаза с изменчивыми пурпурными зрачками.
– Потерялась?
– Ищу жасминовый чай, – ответила она.
– Сколько сахара?
– Совсем чуть-чуть.
Окошко захлопнулось, и в двери появился здоровенный джинн в черном фраке. Он взмахнул рукой, блеснули пурпурные зрачки:
– Добро пожаловать в «Жасмин».
Фатима прошла внутрь, и ее захлестнуло маленьким штормом какофонии музыки и кутежа.
«Жасмин» не указывался ни в одном путеводителе. За его стенами никто даже этого названия не произносил. Все называли его «Пятачок».
Посетители общались или смеялись, пока автоевнухи в смокингах и красных фесках убирали со столов пустые бокалы. В «Пятачке» выпивка лилась рекой. В основном пиво, любимый египетский алкоголь. Но пили и вино, и новомодное шипучее шампанское с зачарованными эликсирами, которое, вполне буквально, поднимало тебя над землей.
Но никто не приходил сюда только за алкоголем. Его можно без труда добыть где угодно в Каире, даже иностранные марки. Уникальным «Жасмин» делала его клиентура. За одним столиком две женщины в парижских платьях курили тонкие сигареты в длинных черепаховых мундштуках – светские львицы решили спуститься на дно. Между ними сидел высокий молочно-белый джинн с неестественно красивым лицом, он затягивался кальяном и выдыхал вращающиеся серебряные кольца. На площадке с грацией танцоров кабаре кружились юноши с манерами уличных бандитов – в паре с аристократичного вида женщинами, которых они никогда бы не встретили в другом месте, ни днем ни ночью. Часть мужчин танцевали друг с другом. Все окружение двигалось под завораживающую музыку с приподнятой сцены.
Пробираясь сквозь толпу, Фатима профланировала до бара. Напитки разливал невысокий джинн-бармен с шестью руками. Она поймала стакан, проехавший по стойке, и подняла его, чтобы сделать небольшой глоток.
– У тебя такое лицо, будто что-то серьезное пьешь, – прокомментировал кто-то на английском, – хотя это всего лишь сарсапарель!
[33] – Она повернулась и увидела немолодого мужчину в коричневом костюме, который сидел через несколько стульев.
– Сарсапарель с мятой и чаем, – поправила она. – Попробуй как-нибудь.
Мужчина фыркнул:
– Я люблю, чтоб выпивка была выпивкой! – Его коричневое лицо расплылось в улыбке. – Как дела, Фатима?
– Нормально, Бенни. Давно не виделись, – улыбнулась она в ответ.
– А будто только что! – Он пересел ближе, положив рядом корнет.
Бенни был родом из Америки, как большинство музыкантов в «Жасмине», – из места под названием Новый Орлеан. Люди стекались в Каир отовсюду. Кто-то искал работу или хотел увидеть механические чудеса и джиннов. Бенни и другие люди сбежали от Джима Кроу
[34]. Они привезли с собой надежды, мечты и фантастическую музыку.
– Ты сегодня играешь? – спросила Фатима.
– Каждую ночь.
Их внимание привлекла труба на сцене. Мужчина играл, откинувшись назад, движения его пальцев сливались в пятно, заставляя инструмент издавать пронзительные стоны и вскрики, словно любовники поздней ночью или ссора ранним утром. Позади него группа присоединилась к тираде в многообразной гармонии кларнетов и тромбонов.
У Бенни не было названия тому, что они делали. Он говорил, что это новоорлеанский звук. Но он утверждал, что однажды эта музыка станет самой крутой во всем мире. Фатима охотно верила. Когда она впервые услышала эту гипнотическую, прекрасную музыку, ее словно накрыло волной. Синкопированные ритмы и мелодии поднимались по спине, заставляли двигаться, жить, быть свободной.
