Он произнес еще одну команду на странном языке, и на спине ифрита распустились огромные огненные крылья. Джинн поднялся в воздух, горячий ветер от ударов крыльев пригнул Фатиму к земле, она упала на колени. Сидя на крыше, агент подняла голову, прикрывая глаза ладонью, и смотрела, как огненный джинн взмывает в небо, уносясь прочь пылающей звездой вместе со своим наездником.
Глава двенадцатая
Фатиме хотелось кого-нибудь ударить. Сказать, что последние два дня были ужасными, было бы несправедливо по отношению к слову «ужасный». Последствия воскресной ночи – «последствия» были еще одним приуменьшением – продолжали появляться день за днем.
Утро понедельника она провела на совещании с Амиром, министерским начальством и представителями администрации множества каирских округов – все они требовали отчетов о том, что газеты уже называли Битвой у эль-Карафы. Десятки арестованных и раненых. Правозащитники, обвиняющие полицию в жестокости. Полицейский профсоюз, обвиняющий министерство в плохой подготовке к операции. Угрозы исков и ответных исков. Фатиме учинили допрос на несколько часов, а потом заставили провести еще больше времени, заполняя бумаги. В трех экземплярах.
Вечер понедельника был еще хуже. Газеты официально покончили с эмбарго на историю о лорде Уортингтоне, раскрывая все, что знали о его смерти и Братстве аль-Джахиза. Знание их оказалось смесью фактов и полуправды. Желтые газеты с любовью к сенсациям распространяли сладострастные заметки о непристойностях, преступных политиках и даже обвиняли египетскую монархию в сговоре с конспираторами. Газеты раздобыли список гостей той ночи и опубликовали каждое имя – включая двух египтян, которые оказались идолопоклонниками.
Все это меркло по сравнению со слухами об аль-Джахизе, которые зародились в эль-Карафе, расползлись по каждой улице, и к утру о нем говорил весь город. Баваб все уши Фатиме прожужжал. Аль-Джахиз вернулся! Она слышала новости? Она была на Кладбище? Аль-Джахиз и правда призвал на полицию молнию? Он правда устроил дуэль с предводительницей Сорока леопардиц на крыше мавзолея? И все это повторилось по дороге на работу. От чистильщика обуви до болтовни в трамвае. Аль-Джахиз – самозванец – был у всех на языках.
Затем дело дошло до очевидцев. Десятки свидетелей видели, как мужчина улетает на спине ифрита. Фатима сама до сих пор пыталась осмыслить этот факт. Еще больше людей за пределами Кладбища видели нечто огненное, пролетающее по каирскому небосклону. Теперь свежие донесения о предположительных наблюдениях затопляли министерство и полицию. Аль-Джахиз пролетал над Булаком в колеснице, запряженной джинном. Нет, его видели над Старым Каиром на птице рух. Другие утверждали, что он прогуливался по темным переулкам Хана. А еще он снова открыл тайные школы, творя чудеса. Слова «Аль-Джахиз Вернулся» покрывали целые стены – вместе с обвинениями, что правительство и монархия сговорились с некой зарубежной кликой превратить страну в колонию. Каждый раз, когда дворники оттирали надписи, они вновь появлялись в другом месте. Фатима сомневалась, что большинство верило в эти надуманные истории. Но люди все равно сплетничали о странных происшествиях. Многие боялись, что все это предвещает какую-то великую беду или катастрофу, и были серьезные опасения, что город охватит истерия.
«Ты хоть понимаешь, с чем имеешь дело?»
Чем ближе Фатима подходила к министерству, тем больше портилось ее настроение. Помимо фантомных явлений аль-Джахиза, других зацепок у нее не было. Теперь они знали, кто убил лорда Уортингтона. И больше почти ничего. Был ли самозванец фанатиком? Или все это уловка, чтобы скрыть нечто большее? И какая магия дала ему власть над ифритом – командовать одним из самых могущественных и опасных джиннов, словно дрессированным псом! «Вы узнаете, что такое боль. Я заставлю вас понять. И вытащу все ваши секреты на свет».
Единственная удача, несмотря ни на что, – ее не отстранили от дела. Амир убедил начальство и городскую администрацию, что Фатима их единственная надежда. Они согласились. Но какой, по правде говоря, у них был выбор? На следующей неделе в королевском дворце будет проводиться мирный саммит. В город приедут иностранные правители, первые лица и послы. Правительству хотелось показать, что современный Каир может стать посредником в международных отношениях – а не городом, охваченным истерией и страхом. Они хотели, чтобы эта история как можно быстрее исчезла из газет.
– Уделите минутку, агент.
Фатима остановилась и обернулась к фигуре в темно-коричневой рясе с обтрепанными полами. Лицо было спрятано под капюшоном. Говоривший стоял под навесом граммофонного магазина, сливаясь с тенями. Сначала следователь приняла его за нищего и потянулась за мелочью – пока тот не поднял голову. Агент подошла, схватила его за руку и потащила в ближайший переулок.
– Ахмад! Что вы здесь делаете?
Мужчина вырвался из ее хватки и выпустил струю сигаретного дыма. Когда его лицо показалось из-под капюшона, следователь чуть не отпрянула. С последнего раза, когда она его видела, лицо Ахмада изменилось еще больше. Серая кожа выглядела грубее, с темными разводами – хотя передняя часть шеи была бледной и гладкой, напоминая резину. Нос окончательно исчез, его заменили ноздревые отверстия на выступе, который напоминал морду. Глаза оставались зелеными, но со зрачками произошло что-то странное – словно они удлинялись.
– Я узнать, – прохрипел он, – как продвигается дело.
А кто нет? Фатиме хотелось сказать жрецу, чтобы тот взял номерок и становился в очередь. Но в глубине нечеловеческих глаз таилась печаль. Она помнила, что им двигала любовь. Как можно грубить?
– У нас есть подозреваемый. Тот самый, на которого вы навели.
– Фальшивый аль-Джахиз. – Он сжал сигарету в зубах. – Я видел… какие проблемы у вас возникли после нашей встречи.
Можно и так сформулировать.
– Мы делаем все, что можем, но все еще не нашли мотив.
– Это имеет значение? – Ахмад пожал плечами, щелкнул зажигалкой-скарабеем и затянулся второй «Нефертари».
– Айва. Когда двадцать четыре человека сжигают заживо, это имеет значение.
– То, что в газетах пишут о Нефтиде. Как они ее изображают. – Голос язычника дрожал от гнева.
Фатима его понимала. Бульварная пресса перешла всякие границы, сочиняя обширные статьи об Эстер Седарус. Они преследовали ее семью, называли ее ведьмой, некоторые даже намекали, что она как-то связана с убийцами. Один таблоид назвал ее Госпожа Смерть.
– Родители похоронили ее вчера, – продолжал Ахмад. – Мне сказали не приходить.
– Мне жаль. Как ваши люди? Я знаю, положение у вас… плохое.
Раскрытие информации о храмах привело к новым жертвам. Те, кто втайне молился старым богам, теперь обнаружили свои имена на первых полосах ежедневных газет. В заведения и места встреч, которые подозревали в помощи язычникам, начали приходить угрозы. В одном случае разъяренные соседи выгнали предполагаемого «идолопоклонника» из его же дома. «Глядя на чужие проблемы, свои кажутся меньше», – зазвучал в голове голос матери.
