Лицо французского президента напряглось от этой колкости, а у русского генерала и вовсе окаменело. Только Аттенборо оставался невозмутимым. Он поклонился германцу.
– Мадам Амина, позвольте представить Его Превосходительство Вильгельма II, кайзера Германской империи и Пруссии.
Теперь присутствие гоблина обрело смысл. Именно Германия созвала конференцию европейских наций в 1884 году – два года спустя после разгрома британцев у Тель-эль-Кебир. Встреча проводилась в Берлине, и на конференции решили, что колонизация – единственный способ противостоять «магической угрозе», дабы не появился второй Египет. Эта миссия оказалась сложнее, чем ожидалось. Немецко-итальянские войска, отправленные на захват Эфиопии, были разбиты наголову в битве при Адуа
[76] в 1896 году. В 1898-м британцы потерпели еще одно впечатляющее поражение у Омдурмане
[77]. Оказалось, пулеметы «максим» не шли ни в какое сравнение с тем, что аль-Джахиз выпустил в мир.
Германия извлекла уроки из этих унижений. Пока другие европейские страны отвергали магию, новый кайзер принял ее с распростертыми объятиями. Немецкие народные сказки были собраны и проанализированы на предмет практического применения. Джиннов в Германии не водилось, зато нашлись другие создания – главными из которых оказались гоблины. В отличие от предшественника Вильгельм II начал открыто заигрывать и слать предложения Гоблинскому двору, что позволило Германии быстро вырасти в магических и промышленных компетенциях – она стала, возможно, единственным соперником Египта в этом отношении. Договор обязал германского лидера держать при себе гоблинского советника. Хоть Фатима и не подозревала, что это соглашение требовало столь буквального толкования.
– Когда я заметил вашу компанию, – сказал Вильгельм, – сразу понял, что она будет самой интересной в этом месте. Яков! Вижу, Николай прислал тебя вместо того, чтобы приехать самому. – Он склонился к Амине и добавил притворным шепотом: – Я слышал, что царь едва может покинуть страну, со всеми этими восстаниями и чернью на улицах. – С жизнерадостной улыбкой он повернулся к Пуанкаре: – Всегда приятно тебя видеть, Пуанкаре. Как дела с колониями? – Он снова склонился и добавил: – Еще одно побоище, вроде того, что вы устроили в последний раз, и я не уверен, что от их империи что-нибудь останется.
Амина лишь отпила из бокала, поддерживая зрительный контакт с Фатимой. Ей не требовалось говорить, чтобы следователь поняла: мужчины. Они бывают такими детьми.
– Почему все выглядят словно кто-то умер? – требовательно спросил Вильгельм.
Внезапно поднялись возгласы – за которыми последовал крик. Каждая голова повернулась в сторону шума.
– Может, кто-то действительно умер, – заключил он.
Фатима перешла в боевую готовность, сканируя толпу, чтобы понять, что произошло. Люди пятились назад с ошеломленными лицами. Она напряженно всматривалась, готовясь к тому, что может случиться. Несколько послов, спотыкаясь, отбежали в сторону, наконец освобождая путь. Ее сердце замерло. Там, в темной мантии, стояла фигура в золотой маске.
Самозванец был здесь.
Глава восемнадцатая
Фатима наблюдала, как человек в золотой маске непринужденно шагает по дворцовому саду, заложив руки за спину. За ним следовала тишина. Он остановился всего раз, обернувшись, чтобы на кого-то посмотреть. Абигейл Уортингтон. Она стояла как вкопанная, с округлившимися глазами. Когда их взгляды встретились, ее тело обмякло – и юную англичанку едва успел поймать абиссинский наследник. Потеряла сознание. По крайней мере, на этот раз она не приземлилась на руку.
Фатима понятия не имела, как самозванец сумел обмануть охрану, но он совершил ошибку. В саду хватало агентов и полиции для его ареста. На этот раз его не спасут никакие волнения. Она уже выхватила револьвер, приготовившись удерживать противника, пока не подоспеет подмога, когда поднялась новая суматоха. Кто-то еще проталкивался сквозь толпу, расступающуюся во второй раз. К самозванцу двигался король в сопровождении охраны – королева и премьер-министр догоняли позади.
– Этот человек – террорист и убийца! – выкрикнул он. – Арестуйте его!
Даже когда его окружила стража с поднятыми винтовками, самозванец не сдвинулся с места. Он лишь устремил взгляд поверх их голов и обратился к собравшимся:
– Сегодня я пришел без оружия в руках. Все, что у меня есть, – это слова. Неужели король Египта боится человека и его слов?
Вопрос был вызовом. И Фатима видела, как взгляды перемещаются на короля. Прежде чем он успел ответить, заговорил кто-то другой.
– Я не боюсь слов, – пожал плечами Вильгельм, умудрившись не сбросить спящего гоблина. – Ваше Превосходительство, вы пригласили нас в свою страну и держали нас в изоляции в ваших дворцах и садах. Однако все мы знаем, что происходит на улицах вашего города. Новости на каждом языке, даже если остальные слишком вежливы, чтобы их упоминать. Теперь перед нами появился их виновник. Мне бы хотелось знать почему.
– Чтобы принести правду, которую другие от вас скрывают. – Самозванец повернулся к кайзеру.
В толпе поднялось шушуканье, разнесшееся по саду низким гулом.
– И что за правду может открыть человек, который прячется за маской? – насмешливо осведомилась Амина.
– Он аферист. – Король воспользовался моментом, чтобы восстановить свой авторитет. – Шарлатан. Называет себя тем, кем быть не может. Его словам нельзя верить.
– Прошу прощения, Ваше Превосходительство. Но, возможно, нам самим стоит об этом судить. – На этот раз заговорил французский президент. Он поклонился, но не сводил глаз с самозванца.
– Уверяю вас, – нахмурился король, – что бы этот шарлатан ни утверждал, он лжет.
– И кем же ты себя называешь? – спросил Вильгельм.
Самозванец выпрямился, его глаза запылали.
– Я аль-Джахиз. Я вернулся.
Отовсюду раздались ахи. Слухи – это одно. И совсем другое – услышать своими ушами. Одни раскрыли рот от изумления. Другие не знали, что думать. Над толпой поднялся голос.
– Ты не аль-Джахиз. – Это был неестественно красивый джинн, советник короля. Он пробился сквозь толпу, выше людей вокруг себя, его черные глаза сияли на фоне молочно-белой кожи. – Ты тени его не стоишь. Обманщик, посмевший присвоить титул…
– Молчать, – скомандовал самозванец, взмахнув рукой.
К ужасу Фатимы голова джинна дернулась назад, словно от удара. Рот захлопнулся так, что звук сомкнувшихся зубов отозвался треском. Он стоял в замешательстве, схватившись за подбородок и с силой за него дергая. Но челюсть не разжималась, будто ее заварили и скрепили печатью. В темных глазах появилась неуверенность, и советник сделал шаг назад с выражением ужаса на идеальном лице.
