— А теоретически?
— Конкретно никого назвать не могу. Мне говорили, что брат Константин страдал от бессонницы и, если не мог спать, иногда забирался на колокольню нового аббатства, изучал звезды.
— Да. Аббат Бернар рассказывал мне об этом.
— Подозреваю, будучи на колокольне, он увидел что-то такое, чего видеть ему не следовало, никому не следовало, и его убрали как нежелательного свидетеля.
Сестра Анжела поморщилась.
— Создается ощущение, что у нас не аббатство, а какая-то клоака.
— Я ничего такого не говорю. Я прожил здесь семь месяцев и знаю, какие братья порядочные и набожные. Я не думаю, что брат Константин увидел что-то постыдное. Если он и увидел, так что-то… экстраординарное.
— И недавно брат Тимоти тоже увидел что-то экстраординарное, и его убрали как нежелательного свидетеля.
— Боюсь, что да.
Какое-то время она переваривала полученную информацию, а потом пришла к наиболее логичному выводу:
— А теперь ты увидел что-то экстраординарное.
— Да.
— И что… это было?
— Я не хочу об этом говорить, пока не попытаюсь понять, что же я видел.
— А ты что-то видел… отсюда и твоя просьба проверить, заперты ли все двери и окна.
— Да, мэм. И одна из причин, по которым нам теперь нужно принять дополнительные меры предосторожности по охране детей.
— Мы сделаем все, что нужно сделать. Твои предложения?
— Укрепляться, — ответил я. — Укрепляться и защищаться.
Глава 27
Джордж Вашингтон, Харпер Ли и Фланнери О'Коннор улыбались мне со стен, словно иронизируя над моей неспособностью догадаться, что же у них общего.
Сестра Анжела сидела за столом, наблюдая за мной поверх очков для чтения, которые соскользнули на кончик ее носа. Ручку она держала над открытой разлинованной страницей блокнота.
Брат Константин не пошел с нами в кабинет сестры Анжелы. Может, все-таки решил покинуть этот мир, может, и нет.
Я кружил по кабинету, насколько позволяли его размеры.
— Думаю, большинство братьев — пацифисты, пока этого требует здравомыслие. Но они будут сражаться, чтобы спасти невинную жизнь.
— Бог требует противления злу, — указала сестра Анжела.
— Да, мэм. Но готовности вступить в бой недостаточно. Я хочу, чтобы люди знали, как сражаться. Запишите первым брата Костяшки.
— Брата Сальваторе, — поправила она.
— Да, мэм. Брат знает, что нужно делать, если дерьмо… — Я замолчал, покраснел.
— Ты мог бы закончить фразу, Одди. Слова «полезет наружу» не оскорбили бы мой слух.
— Извините, сестра.
— Я — взрослая женщина, не наивное дитя.
— Да, мэм.
— Кого кроме брата Сальваторе?
— Брат Виктор прослужил шесть лет в морской пехоте.
— Я думаю, ему семьдесят лет.
— Да, мэм, но он служил в морской пехоте.
— «Нет лучшего друга, нет худшего врага», — процитировала сестра Анжела знакомую всем характеристику морских пехотинцев.
— «Semper Fi» действительно нам очень нужны.
[20]
— Брат Грегори служил в армии.
Наш заведующий лазаретом никогда не говорил о военной службе.
— Вы уверены? — спросил я. — Я думал, у него сертификат медбрата.
— Да. Но он много лет служил в медицинских частях и участвовал в боевых действиях.
На поле боя медики обычно демонстрировали не меньшую храбрость, чем люди с оружием.
— Конечно, нам нужен брат Грегори, — кивнул я.
— Как насчет брата Квентина?
— Он был копом, мэм?
— Думаю, что да.
— Внесите его в список.
— Сколько людей нам потребуется? — спросила сестра Анжела.
— Пятнадцать-шестнадцать.
— Пока у нас четверо.
Я продолжал кружить по кабинету. Постоял у окна. Пошел на очередной круг.
— Брат Флетчер, — предложил я.
Выбор ее удивил.
— Дирижер?
— Да, мэм.
— В мирской жизни он тоже был музыкантом.
— Это жестокий бизнес, мэм.
Она задумалась.
— Иногда он показывает зубки.
— Для саксофонистов это обычное дело, — кивнул я. — Я знал одного саксофониста, который вырвал гитару из рук другого музыканта и прострелил ее пять раз. Хорошую гитару, фирмы «Фендер».
— Почему он это сделал? — спросила она.
— Расстроился из-за того, что гитарист фальшивил.
На ее лице отразилось осуждение.
— После того как все закончится, может, твоему приятелю-саксофонисту стоит провести какое-то время в аббатстве. Мы можем подсказать ему, как разрешать конфликтные ситуации.
— Мэм, он и разрешил конфликтную ситуацию, прострелив гитару.
Она посмотрела на Фланнери О'Коннор. Потом кивнула, вероятно соглашаясь с тем, что когда-то сказал писатель.
— Хорошо, Одди. Ты считаешь, что брат Флетчер может дать кому-то хорошего пинка.
— Защищая детей — да. Думаю, что может, мэм.
— Значит, у нас уже пятеро.
Я присел на один из стульев для посетителей.
— Пятеро, — повторила она.
— Да, мэм.
Я посмотрел на часы. Мы переглянулись. После паузы она сменила тему:
— Если дело дойдет до боя, чем они будут сражаться?
— Во-первых, бейсбольными битами.
Братья каждый год играли в три команды. Летними вечерами, в часы отдыха, друг с другом.
— У них много бейсбольных бит, — кивнула сестра Анжела.
— Жаль, что монахи не охотятся на оленей, — вздохнул я.
— Жаль, — согласилась она.
— Братья рубят дрова для каминов. У них есть топоры.
При мысли о насилии сестру Анжелу передернуло.
— Может, нам сосредоточить усилия на защите?
— Насчет защиты они точно позаботятся.
В большинстве монастырей придерживались мнения, что труд — важная часть служения Господу.
Некоторые монахи делают отличное вино, другие — сыр и шоколад, третьи — разводят и продают породистых собак.
