Шестеро детей вошли в дом, не замечая сочувствующих взглядов взрослых, и прошли в переднюю комнату, где мерцали свечи и слышался неровный гул молитв.
Мэгги напоминала восковую куклу. Ее изувеченное лицо было прозрачно-бледным. Волосы пришлось уложить так, чтобы они прикрыли большой шрам над глазом.
На нее надели белое платье с длинными рукавами и вложили в руки четки.
Она казалась не мертвой, а странной. Слишком неподвижной, словно игравшей роль в пьесе.
У гроба сидела миссис Дейли.
- Спасибо, что пришли помолиться за Мэгги, - сказала она.
Дети опустились на колени. Они не собирались молиться, но казалось, что миссис Дейли ждала этого.
Прочитав цепочку из десяти молитв, они встали и в последний раз посмотрели на подругу.
Забыв, что в комнате присутствуют родные Мэгги и другие взрослые, дети вполголоса заговорили друг с другом.
- Это не так уж страшно, - сказал Томми.
- У нее не такой встревоженный вид, как обычно, - сказала Грейс.
- Ей больше не о чем тревожиться, - сказал Майкл.
- Не верится, что она больше не встанет, - сказала Джасинта.
- Знаете, она была красивая. Очень красивая, - сказал Лайам.
- Мэгги, мне ужасно жаль. Ужасно, - сказала Дара. К дверям Дейли подошел Эдди Райан.
Шейла Уилан обменялась взглядами с Мартином Уайтом и Джуди Берн, стоявшими в коридоре.
Она была готова спровадить мальчишку.
- Ладно, - сказал Эдди. - Я сам знаю, что мне здесь не место.
- Это не… - начала Шейла.
- Я слишком маленький, чтобы видеть мертвых. Но я принес цветы.
Шейла посмотрела на его жалкий букетик. Тут были фиалки из оконных ящиков Джуди Берн, дикая красная валериана, росшая в трещинах каменных заборов, примулы и даже несколько одуванчиков.
Сжатые в горячей ладони, они совсем зачахли. Почти все это были сорняки, но Эдди Райану они казались цветами.
Шейла бережно приняла их.
- Большое спасибо, Эдди. Я пригляжу, чтобы их поставили отдельно. Миссис Дейли будет благодарна тебе за доброту.
- Если цветы положат на гроб, то им понадобится вода, - с тревогой сказал Эдди.
Миссис Уилан сказала, чтобы он не беспокоился. Она позаботится и об этом.
* * *
На следующий день взрослые говорили, что при виде пришедших в церковь детей у них чуть не разбилось сердце. Мальчики и девочки неподвижно сидели в первых рядах. Тут были все монахи и монахини из двух монастырей. Пришли рабочие со стройплощадки; многие из них знали Дейли.
Рейчел спросила Кейт, не станут ли люди возражать, если она тоже придет на мессу. Она не хотела делать ничего неположенного.
- Тебя будут ждать там, - заверила ее Кейт. - Разве ты не была одной из ее ближайших подруг?
Маленький гроб, усыпанный летними цветами, стоял на ступеньках алтаря. Отец Хоган попросил сестру Лауру собрать лучших певиц школы и составить из них хор.
Она выбрала десяток старшеклассниц, надеясь, что те не будут плакать. Девочек, бывших на два года старше Мэгги.
Хору предстояло спеть «Аве Мария», «Панис Ангеликус», а в конце мессы - «Господь - пастырь мой».
Сестра Лаура сказала, что времени на репетиции нет, так что придется петь правильно с самого начала. Наспех сколоченному хору предстояло выразить всю скорбь от страшной потери. Это означало, что дирижировавшая им сестра Лаура должна была перестать думать о том, почему Господь так быстро забрал к себе Мэгги Дейли и придумал для этого такой странный способ.
Рейчел была на католическом богослужении всего раз в жизни. Это было пышное итальянско-американское венчание в церкви, богато убранной цветами, где все дамы были в норковых манто. Ей особенно запомнился душный запах ладана, от которого щипало в ноздрях и слегка кружилась голова.
То же самое чувство она испытала в церкви Маунтферна. Там прислуживали Томми Леонард и Майкл Райан; Рейчел поняла это так, что они будут помогать священникам. Бледные мальчики в просторных белых одеяниях хористов помахивали кадильницами над гробом, в котором лежало тело их подруги. Рейчел не видела Патрика, но знала, что он где-то здесь. Она не сказала ему, что придет, и не попросила его совета. Это не имело к Патрику никакого отношения и не говорило, что она собирается сменить веру. Просто умерла Мэгги Дейли, ее маленькая подружка.
Когда чистые высокие голоса девочек из монастырской школы запели слова Двадцать Третьего Псалма
[9], по лицу Рейчел потекли слезы. Невозможно было слышать, как дети поют: «Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим». Как можно считать тихие воды воплощением Царства Небесного, если ребенок утонул в реке, протекающей в двух сотнях ярдов от церкви?
Рейчел вспоминала восторг, который у Мэгги вызвало ее новое платье. Недоверие, с которым девочка смотрела на себя в зеркало, висевшее на стене сторожки, и то, как она захлопала в ладоши от радости.
Вспоминала ее тревожный взгляд и неуверенность в себе. «Миссис Файн, я вам еще не надоела?… Ничего, если я действительно возьму эту ленту?… Миссис Файн, до знакомства с вами я хотела остричь волосы, но теперь вижу, что это замечательно.
Мне нравится… Расскажите, где вы росли. Там были только евреи и еврейки, или обычные люди тоже попадались?»
А в тот последний день она сказала:
- Миссис Файн, я один раз надела платье, но выбрала для этого неудачное время. Вы же знаете, я все делаю неправильно. Но в следующий раз я непременно выберу подходящий момент.
Рейчел слышала, что Шейла Уилан предлагала похоронить Мэгги в новом платье, которое так много для нее значило.
Но миссис Дейли и слышать об этом не хотела. Ребенок, отправляющийся на небеса, должен отрешиться от земного тщеславия. Нет, на ней будет белый саван.
Платье по-прежнему висело на двери Мэгги.
Рейчел ощущала непреодолимое желание забрать его, но понимала, что ее неправильно поймут.
Ей не хотелось думать, что когда-нибудь это платье наденет Китти Дейли. Или незнакомая девочка в другом городе, которая не будет иметь представления о том, как много оно значило в короткой жизни вечно испуганной Мэгги, не дожившей до своего шестнадцатилетия.
Рейчел плакала, не обращая внимания на тщательно наложенную косметику, и не думала о том, что ее лицо будет в потеках краски. Она посмотрела в конец церкви и увидела Кейт Райан, сидевшую в инвалидном кресле. По лицу Кейт тоже катились слезы.
Они провожали маленький гроб до могилы. Вдали журчала река, на звуки которой люди, жившие по ее берегам, давно перестали обращать внимание. Кладбище освещали лучи яркого солнца, и мраморные памятники мерцали и сияли так, словно были украшениями, а не свидетелями чьей-то смерти.
