- Наверное, - сказала Лоретто. - Матерь Божья, вы же не думаете, что они спали вместе, как муж и жена, правда?
Шейла сделала глубокий вдох и покачала головой.
- Но зачем он приехал в город и пришел к ней? - Открытое лицо Лоретто приняло растерянное выражение. - Рейчел сама говорила мне, что он не вернется до открытия отеля. А Дара Райан сказала, будто слышала от мистера О'Нила, что Керри еще в Донегале.
- Да, странно, - ответила Шейла. Эта история ей очень не нравилась. Если Керри действительно тайком приехал в Маунтферн и пробрался к Рейчел с известной целью, то почему он сделал всё, чтобы об этом узнало как можно больше народу?
Люди не умирают, если остаются без апельсинового сока и яиц. Керри мог дождаться ухода из магазина Джека Койна; он слышал его голос. Кейт Райан всегда опасалась Керри. Она чувствовала в нем угрозу; этот юноша на все реагировал не так, как обычные люди.
Возможно, она была права.
Томми Леонард был разочарован тем, что пропустил приезд Дары. Они с Джасинтой ходили искать выгодные места для фотосъемки Маунтферна.
На следующей неделе должен был приехать нанятый мистером О'Нилом фотограф и сделать роскошные снимки, которые потом напечатают на открытках. Часть этих открыток будут продавать в отеле, а часть - у Леонардов. В глубине души Томми думал, что люди, которые будут покупать открытки в киоске гостиницы, вряд ли пойдут в их магазин, чтобы купить то же самое. Но его отец был очень доволен и не знал, как благодарить мистера О'Нила.
Джек Койн пришел за газетой. Он проигнорировал Томми и обратился прямо к Леонарду-старшему. Джек понизил голос, и Томми пришлось напрячь слух. Кажется, речь шла о том, что Керри О'Нил завтракал с Лоретто Куинн. Или с миссис Файн? В любом случае поговорить было о чем!
Мысли Томми снова вернулись к Даре. Ему не следовало уходить с Джасинтой; все равно от этого не будет никакого толку. Лайам Уайт сказал, что Дара совершенно изменилась, что талия у нее стала тоньше, а грудь больше и что взгляду нее такой, словно она все видела и все испытала. Томми понимал, что это неправда, но изнывал от желания увидеть Дару собственными глазами, а не судить о ее груди и талии по описанию Лайама.
У Томми болели ноги. Он жалел, что трудоголизм мистера О'Нила оказался таким заразным. Теперь отец закрывал магазин не раньше девяти вечера.
Фергус отправился на прогулку, которая, как бывало почти всегда, закончилась у дверей пивной Райана.
- Ну что, можно взглянуть на вашу парижанку? - спросил он Джона.
- Она в доме. Болтает с матерью и через раз вместо «да» говорит «oui». Мальчишки передразнивают ее нещадно. Возьмите кружку и идите туда.
- О нет, пусть поговорят. Я увижу ее в ближайшие дни. - Фергус знал, с каким нетерпением Кейт ждала возвращения дочери.
- Фергус, по-моему, ей крупно повезло. - Джон был очень доволен таким поворотом дела. - Честно говоря, мы не знали, куда ее отправить. Все вышло само собой… - Фраза осталась неоконченной.
- Что ж, если как следует подумать, то все к лучшему… - Фергус Слэттери тоже оборвал фразу на полуслове.
Он считал, что затрагивать эту тему опасно. Но надеялся, что какой-нибудь француз вскружил голову красивой Даре Райан и заставил ее забыть сына О'Нила, от которого можно было ждать чего угодно.
Как хорошо, что Дара вернулась… Кейт сама не знала, как она сумела вынести разлуку с дочерью. С Дарой можно было не притворяться, с Дарой было легко сохранять надежду. Кейт знала, что с Дарой можно поделиться тайными планами и сомнениями, касавшимися кафе «Трилистник».
- Мы собирались жить совсем не так, - жаловалась Дара.
- Многое идет не так, как мы планировали, - отвечала Кейт, трогая подлокотники кресла.
Дара понимала, как мать ненавидит свое кресло. Кейт сидела в нем с первого дня, и кресло стало для нее тюремной камерой. Она не видела в нем средство освобождения, позволяющее выезжать из дома. Относилась к нему как одушевленному существу и обращала на него свой гнев, как будто кресло было виновато в ее немощи. Когда Кейт ложилась в кровать, то не желала на него смотреть, хотя кресло могло понадобиться ей ночью. Закрывала его ковриками и шалями.
Казалось, Дара это понимала. Однажды она оставила на нем записку: «Ради бога, миссис Райан, я всего лишь кресло». Проснувшись и увидев записку, Кейт покатилась со смеху.
Теперь они могли говорить непринужденно; поездка во Францию была для этого хорошим предлогом.
Дара с увлечением занималась проблемами выживания при новом режиме.
- Мама, мне не нравится только одно.
- Что именно?
- То, что ты будешь ездить в отель читать лекции по кулинарии.
- Ага, - многозначительно ответила Кейт.
- Что значит твое «ага»?
- У меня есть один план. Пока я не хочу о нем говорить, но думаю, что трудностей тут не будет.
- Рассказывай. Я рассказываю тебе все.
- Я буду ездить туда очень недолго.
- Если так, то какой в этом смысл?
- Смысл есть. Когда я как следует устроюсь, доктор Уайт скажет мне - точнее, Патрику, - что такая нагрузка мне не по силам. В результате мне придется продолжать давать уроки здесь. Ты понимаешь?
- Мама!
Кейт инстинктивно раскрыла объятия, и Дара упала в них.
- Хорошо, что ты вернулась, детка. Я по тебе очень скучала. Не понимаю, как живут люди, у которых нет дочерей.
- Мама, я тоже очень ради, что вернулась. Вартены - неплохие люди, но у них куча проблем. Во-первых, там можно умереть с голоду; во-вторых, они отчаянные грешники. Настоящие язычники.
Кейт смеялась до слез; се бледное лицо порозовело.
У Дары полегчало на душе, по она все же решила спросить миссис Файн, не стало ли матери хуже. Она сделает это завтра, Слушая Кейт вполуха, девочка думала о том, приедет ли Керри домой на уик-энд. Спрашивать Грейс бесполезно. Нет, конечно, приедет. Он же знает, что Дара вернулась. Знает благодаря открытке и телефонному разговору с Грейс.
Кейт смотрела на лицо Дары, тронутое южным французским солнцем, Рейчел, восхищенная красотой девочки, договорилась, что ей проколют уши, и приготовила в подарок маленькие золотые серьги.
Странно, что Рейчел не пришла. День почти кончился, а
* * *
Рейчел Файн весь день не выходила из дома.
Она съежилась, как дикое животное, которое боится пошевелиться, чтобы не разбередить свои раны. В Маунтферне стояло позднее летнее утро. По улицам проезжали телеги и фургончики, из-за реки доносился стук отбойных молотков. Внизу звучали голоса покупателей, дети с криками носились по Ривер-роуд.
Керри ушел, беспечный, как всегда, на прощание игриво поцеловав ее в нос. Наверное, так он прощался со всеми женщинами, с которыми провел ночь.
