Перерождённому не требовалось особо задумываться для того, чтобы вспомнить момент после боя с сумасшедшим симбионтом на каменистом плато. Тогда Эрида приняла удар на себя, повредив душу, и перерождённый каким-то образом смог её исцелить. Уникальный случай, подобных которому больше не происходило, но — да, он был.
— Лишь один раз…
— А больше для катастрофы и не нужно. — Фантом оборвал перерождённого на полуслове, и, тяжело вздохнув, убрал руки за спину, бросив на потолок усталый взгляд. — Ты взрастил в своём симбионте личность, а после пробил барьер, вас разделявший. С того момента ты неуклонно, скажем так, разделял свою подлинность с фальшивкой… и судя по тому, что смена реальностей вас не разделила, барьер был разрушен уже очень давно. Точка невозврата пройдена. Как “Я” и предсказал, возводя это подземелье.
— У меня только два вопроса. — Анимус не разделял показных эмоций своего визави, сохраняя близкое к абсолютному спокойствие. Он анализировал, игнорируя даже повальный недостаток данных. — Чем это чревато и какой выход “ты” приготовил.
— Это чревато тем, что мир в конечном итоге вас отвергнет. В момент, когда последняя линия будет схлопнута, что, конечно, будет ещё очень нескоро, и ты, и твоя напарница просто исчезнете. Вы разделите твою идентичность на две равные половины, и Мир не примет никого из вас. Что же до выхода… — Мужчина будто бы нехотя наклонился и хлопнул по столу, сформировав на его поверхности подробную схему, которая, между тем, не выглядела завершённой. — … то у меня есть как временное, так и глобальное решение. Первое ты видишь перед собой, а о втором наверняка догадался сам.
Элин пробежался глазами по схеме, подметив самые сложные элементы, но сходу разобраться в незнакомом комплексе техник не смог. Несмотря на кажущуюся простоту, — условную, конечно же, — этот вариант был достаточно запутанным для того, чтобы даже эксперт испытал определённые трудности.
— Что это?
— Схема артефакта, с помощью которого можно серьёзно замедлить процесс смешения подлинности душ. За счёт этого ты, вероятно, уцелеешь при уничтожении последней линии, а твой симбионт… — Фантом развёл руками. — … исчезнет. Но ты всё ещё можешь решить проблему кардинальным образом. Догадываешься, каким?
К счастью для фантома, намекал он не на избавление от Эриды.
— Главное, чтобы возможность вознесения не была лишь сладкой ложью, за счёт которой я буду послушно делать всё, что от меня требуется “тебе”. — Чем старше человек, тем меньше он верит чужим обещаниям. А Элин был стар — с какой стороны ни посмотри. Он прожил одну полноценную жизнь, большую часть второй томился в заточении у симбионтов, и эту, третью, пускать под откос не хотел совершенно. — Но пока мы сделаем вид, что я тебе поверил. Мне нужны пояснения к схеме. И лучше бы тебе не врать, Марагос…
Глава 21
Эрида вернулась в реальный мир рывком, безо всякой предварительной подготовки. Она сама этого желала, сама хотела “посмотреть в глаза” носителю, утаившему от неё столь важную информацию и, как это часто бывало, принявшего решение в одиночку.
Змейка испытывала чувство глубокой обиды, вызванной тем, что Элин вновь проигнорировал главный приоритет в её жизни — его, Элина, благополучие. На что бы ни походили их отношения и как бы ни выглядели со стороны, на самом деле Эрида была готова даже пожертвовать собой в случае нужды. Такова была её суть, суть симбионта, от и до верного своему носителю.
А посягательство на нечто настолько важное любым живым существом воспринималось крайне эмоционально.
— “Эли-и-ин…!”. — Вспышка обиды и гнева волной накатилась на сознание перерождённого, но тот и бровью не повёл. Вполне очевидным стал тот факт, что именно такой реакции он и ожидал, и Эрида это сразу поняла. Правда, гнев на милость сменять она не спешила. — “Ты обманул меня! Позволил усыпить! И принял решение, которое самым прямым образом ставит твою жизнь под угрозу! Думаешь, я вот так просто приму это?!”.
— “Это моё решение, Эрида. И раз уж законы симбионтов так для тебя важны, то ты не должна возражать. Верно же?”. — Спокойные слова и мысленная ухмылка Элина сначала заставили девушку вспыхнуть, но уже спустя секунду её настигло неприятное осознание правдивости его слов. Прежней, “изначальной” Эриде и в голову бы не пришло оспаривать решение носителя. Так было с самого начала, в те дни, когда змейка впервые увидела перерождённого, вошедшего во внутренний мир, ставший домом тогда только родившейся, но уже что-то понимающей девочки. Вот только знаний, пропитывающих её душу, было недостаточно для того, чтобы осознать себя. Она была подобна действующему по строгим алгоритмам автомату, системы которого с течением времени начали сбоить.
Теперь Эрида знала, что стало тому причиной: Элин поделился с ней тем, что можно было назвать подлинностью, и змейка начала меняться, стремительно приближаясь к границе, после пересечения которой её уже нельзя было назвать простым симбионтом.
— “Поняла теперь?”. — Добрый и вкрадчивый голос перерождённого раздался в мыслях девушки, мигом ту успокоив. — “Даже если его слова — чистая правда… ты действительно думаешь, что я бы согласился просто от тебя избавиться?”.
Эрида так не думала. Временами что-то внутри неё требовало стереть себя, избавив носителя от источника всех проблем, но одновременно с тем такое же что-то яростно этому противилось. И девушка, несмотря на прожитые десятилетия, не могла точно сказать, что же это было — инстинкты симбионта или нечто иное.
— “Это было бы верным решением. Так ты точно выживешь, когда всё это закончится”.
— “Я уже устал терять, змейка. Устал — и теперь хочу не только приобретать сверх того, что имею, но и сохранять. Вот только сама концепция линий мироздания подразумевает постоянные лишения и отсутствие всякой стабильности. Стоит нам оступиться и проиграть, как всё то, чего мы добьёмся здесь, обратится в ничто. Всё — кроме нас с тобой… и других подлинников".
— "Обнаружить которых мы неспособны". — Фантом напрочь отказался рассказывать о способе отличить настоящего человека от копии, которой в любом случае суждено бесследно исчезнуть. И Элин, сколь бы сильно он ни желал завладеть этим знанием, понимал Марагоса. Тот не без оснований боялся раскрыться перед вознёсшимися симбионтами, а объединение или хотя бы тесное взаимодействие подлинников-людей могло с лёгкостью привлечь их внимание. В конце концов, эти твари были гораздо могущественнее бога-человека, а усиление расы людей вовсе не в их интересах.
Сам перерождённый считал, что Марагос подбирал союзников в, скажем, каждой десятой линии, за счёт ограниченной подачи информации удерживая их в рамках дозволенного. Это ведь так удобно — внимательно следить за тем, как избранные им люди идут к своим целям, попутно занимаясь тем, что нужно тебе самому.
Лишь один момент не вписывался в выстроенную Элином картину: как уничтожение симбионтов в части линий может помочь Марагосу одолеть вознёсшихся или вознести других людей. Секрет был в силе, без которой смертным никогда не достичь победы? Или у симбионтов в каждой линии хранилось нечто важное, нечто, могущее помочь обрести подлинное могущество?
