Он тоже это знал, поэтому оставшуюся часть фразы оставил при себе. Только спросил:
– Ты весь день одна? – Чувствовалось, что эта мысль сильно терзала его.
– Нет, – быстро ответила я. Сейчас я успокаивала Чжэ Ёна, хотя еще несколько часов назад сама нуждалась в его помощи. Как иронично… – Днем пришла домой Мэл, а потом и Лив вернулась. Мы смотрели кино, ели пиццу и… ну… Впервые мы провели этот день вместе.
– К счастью, – голос его все равно звучал немного напряженно. Я прямо-таки ощущала вину, которую он испытывал.
– От объятий я бы не отказалась. – Я попыталась разрядить обстановку.
На том конце прозвучал тихий грустный смех:
– Я бы очень хотел обнять тебя.
– Знаю.
После каникул в Нью-Буффало расстояние действовало отрезвляюще: только сейчас я осознала, что могло бы произойти, не живи мы в разных мирах. Чжэ Ён тоже знал – это чувствовалось в тишине, повисшей в нашем разговоре. Но мы больше не вспоминали о нашем прозрении, и я была рада, что могу на время об этом забыть.
– И чем же вы занимались целый день? – направила я разговор в безопасное русло. – Все еще работаете над программой?
– Все так же, – ответил Чжэ Ён, – но прежде всего над песнями, которые нужны для нового альбома. – На мгновение он замолчал. – Еще не рассказывал, но я дописал ту песню, которую начал в Нью-Буффало.
– И ты говоришь это только сейчас? – Я убрала карандаш в сторону и подтянула ноги на стул. – Можно послушать?
– Ну, если хочешь. – Он звучал немного застенчиво.
Я услышала, как он что-то печатает на компьютере.
– Разумеется! У нее есть название? У песни…
– Пока нет, – ответил Чжэ Ён. – Скажи, если что-нибудь придет в голову.
И вот зазвучала песня. Разбирайся я в музыке получше, мне хватило бы слов описать, какие чувства пробудила во мне эта мелодия. Но сейчас я просто прислушивалась к пульсации басов, повторявших ритм биения сердца. Постепенно присоединялись другие инструменты, которые я уже не могла назвать, звуков становилось все больше. Будто каждая нота – как новый мазок кистью на черном полотне. Резкие точки, протяжные штрихи. Вспышка цвета и вновь приглушенный тон. Голос Чжэ Ёна сплетался с переливами инструментов. Такой нежный и вместе с тем вкрадчивый, я даже не сразу поняла, кто именно поет, настолько по-новому он звучал. Мелодия тут же врезалась в память.
– Вау! – произнесла я, когда стихли последние ноты. – Она такая…
– Депрессивная?
– Я хотела сказать «мрачная», но да, это тоже подходит. – До чего странно, что такая песня родилась в Нью-Буффало. Для меня проведенные там дни были наполнены безмятежностью, яркими красками и мягкими переливами гитары.
– Элла? – снова заговорил Чжэ Ён. Я даже не успела спросить, о чем эта песня.
– Да?
– Мне так жаль, – повторил он. – Я… даже не знаю. Не думал, что это так трудно – не быть всегда рядом.
– Ты сейчас рядом.
– Опоздав на несколько часов.
Я хотела ответить, но промолчала, слова не шли… Пока сестер не было дома, я так ждала его звонка. А ведь знала, что он ужасно занят. Но иногда так тяжело смириться с этой мыслью. Мне хотелось занимать не менее важное место в его жизни, чем музыка или группа. Даже думать об этом больно. Чжэ Ён и я – мы оба старались изо всех сил. Нельзя требовать друг от друга большего.
– Если бы я могла – написала бы счастливый конец для нашей истории, – сказала я, – или нарисовала бы. Я ведь еще ничего в своей жизни не написала.
– Уверен, что все произойдет само собой, – заметил Чжэ Ён. Похоже, он не допускал и мысли, что может быть по-другому. – Думаю, что перед счастливым концом каждый человек должен пройти через некоторые трудности. Тем ярче финал.
Странно, но его слова меня успокоили. Последнее время я так хочу верить, что после бури из-за туч непременно выглянет солнце.
– Обещаешь? – спросила я. Будто Чжэ Ён в силах на это повлиять.
– Обещаю.
Глава 27
На следующий день, проснувшись, я первым делом отправилась на кухню завтракать. Лив уже была там: замерев с ложкой, полной кукурузных хлопьев, на полпути ко рту, она пожелала мне доброго утра, а потом продолжила свою трапезу.
– Доброе, – зевая, произнесла я. Выспаться мне не удалось – я предпочла бы вернуться в кровать, завернуться в одеяло и снова уснуть. Усталость, несомненно, вызвана вчерашними переживаниями: такие эмоциональные качели всегда выжимали из меня все соки. Поэтому я гордилась собой, что, преодолев сон, смогла встать с кровати. Задача упростилась, стоило вспомнить о курсе по искусству. Достав тарелку из шкафа, я насыпала в нее хлопья, налила молоко и присоединилась к сестре.
Со скрипом отодвинув стул, Лив встала и убрала свою тарелку в раковину.
– Уже придумала, что будешь дарить Мэл?
– С прошлого раза ответ не изменился.
– Просто интересуюсь. – Лив пожала плечами. – Сегодня уже вторник.
– Значит, у меня еще четыре дня, чтобы найти подарок, – ответила я немного раздраженно. Не так уж и много времени у меня на поиски. – Я все равно собираюсь завтра в центр за новыми линерами. Что-нибудь да найду.
– Ладно, – Лив открыла холодильник, – хочешь еще кусок торта или я могу забрать?
– Конечно, забирай. – У меня все еще болит живот после половины торта, которую мы съели позавчера.
Лив упаковала оставшиеся куски торта в контейнеры, уложила их в рюкзак и отправилась в школу.
Позавтракав, я вернулась в комнату и откопала из-под горы подушек телефон.
Чжэ Ён: Как дела сегодня, Элла?
Хороший вопрос. Присев на краешек кровати, я поразмыслила над ответом.
Я: Худшее уже позади. С нетерпением жду нового дня, так что все в порядке.
Чжэ Ён: Не знаю почему, но мне кажется, что нет, не в порядке.
Я: Просто все еще уставшая. Но боюсь, что усну беспробудным сном, если прилягу отдохнуть.
Я: Если не считать усталости, все хорошо. Просто… этот день всегда немного выбивает меня из колеи.
Я: А ты как?
Чжэ Ён: Эд сильно не в духе, с тех пор как пообщался по телефону с мамой. Не знаю почему. Он не часто говорит о семье, но если оставить его в таком состоянии одного, он долго будет дуться, что никто не хочет проводить с ним время.
Чжэ Ён: (Что, кстати, правда. Только не говори ему.)
Я: А что остальные?
Чжэ Ён: Мин Хо не вылезает из студии, Хён У безумствует с уборкой, а Ву Сок следит за тем, чтобы тот не выбросил все, что у нас есть.
