За столами было шумно. Марта и Мария не теряли времени и сели возле красавцев Нганга и Экандэ. Таонга умудрился занять места между мамой Замбой и Алехандро, поэтому для женской охоты был недосягаем.
Зато Яяухкуи явился собственной персоной. На нем был черный костюм, медальон в виде огромного осколка зеркала, массивные серьги и причудливый головной убор. Сигара с нуа-нуа висела возле него прямо в воздухе, но когда Яяухкуи двигался, просто плавно плыла за ним.
Он устроился рядом с Шимой.
Я только хлопала ресницами. Ай, жрец Солнца! Ай, зеркальный прорицатель! Ай, молодец!
– Ну, как у нас тут дела? – поинтересовался Максимон, замерев за моей спиной.
Его руки легли на мои плечи, губы мягко коснулись шеи.
– Дела в порядке, – заверила я, чуть откидываясь на него. – Видишь, народ доволен жизнью.
– Тах-Шец обещал организовать фейерверки, – хмыкнул он.
– Главное, чтобы не поджег Чилам, – заметил Тиош, остановившийся рядом.
– Мы с ним обсудили технику безопасности, – не смутился Максимон. – Обещал, что будет вести себя прилично.
– Просто Тиош его немного недолюбливает, – улыбнулась я, касаясь руки упомянутого. – Верно?
Тот аккуратно сжал мои пальцы.
– Именно, любовь моя. Все ты чувствуешь и знаешь.
– Просто она знает, что ты торчал в Шибальбе, – брякнул соткавшийся из воздуха Чочу.
– Фу, как грубо, – рассмеялся Максимон. – Слушайте… – Он задумчиво посмотрел на нас. – Пока тут все заняты беседой и безудержным поглощением вкусностей, предлагаю ненадолго отлучиться.
– Зачем это? – подозрительно поинтересовался Чочу.
– Ну как же… – Я подхватила обоих мужчин под руки, уводя в сторону дома. – Время создать новую легенду.
***
Ночь выдалась бесконечная, звездная, дышащая жаром песков и стен древних храмов. Открытые окна не спасали. Кожа, казалось, горела.
Луна, полная и белая, казалось, сжигает пламенем своих лучей не хуже брата Солнца.
Я откинула покрывало в сторону и медленно спустила босые ноги на пол.
Луна что-то беззвучно шептала, тянула невидимые руки, звала к себе. Я встала и направилась к окну.
Позади осталось тихое дыхание спящих мужчин.
Из лунных лучей прямо от окна в сине-черное небо начали сплетаться серебристые ступени.
Я поставила ногу на первую ступеньку. Чуть пошатнулась от огня, пробежавшего по венам, и чуть улыбнулась. Неожиданно стало легко и спокойно, словно так и должно было быть. Очень давно должно было быть.
Я поднималась все выше и выше. Ночной ветер ласкал обнаженную кожу и развевал волосы.
В голове немного шумело, будто я пила какой-то хмельной напиток из расплавленного лунного света.
Тело казалось невесомым. Все чувства неведомым образом обострились. Я слышала дыхание всех чиламцев, видела каждый узор на лицах эс-калавера, ощущала все так, словно весь мир решил поделиться со мной всеми своими чувствами.
Это было странно. Непонятно. Правильно.
Не знаю, сколько времени я так поднималась в небо, пока луна вдруг не перевернулась и на скорости не рухнула вниз.
Я вскрикнула, прижав пальцы к губам.
Ничего не произошло. Немного вытянув шею, я посмотрела вниз. Тут же налетел ветер, растрепав волосы. Сердито убрав непокорные пряди, я чуть прищурилась. И еле слышно охнула.
Там, где обычно ступают люди и звери, раскинулось огромное озеро. Оно казалось безбрежным, вода была черной и одновременно серебряной. Волны лениво накатывали друг на друга. Временами со дна поднимались голубые огоньки, вспыхивали драгоценными опалами и тут же растворялись во тьме.
Несколько секунд я смотрела на все не в силах пошевелиться. А потом осознание чуть не обожгло пламенем.
Озеро Душ… Нантат.
Я смело шагнула вперед и на скорости понеслась прямо в воду. Только не было ни страха, ни опасений.
Озеро приняло меня. Мягко и ласково, объятиями бесконечно тосковавшего огромного существа, которое наконец-то нашло свое сердце.
Моя кожа начала светиться голубоватым светом, разгоняя тьму. Вода, казалось, проходила сквозь плоть, баюкая и нашептывая слова, которые никогда не произнесет человеческое горло.
Почему-то сердце сжалось сразу и от радости, и от бесконечной грусти.
Вода вдруг разошлась, оставляя меня в центре озера.
Я осмотрелась, пытаясь понять, что происходит. Хотела произнести хоть слово, но с губ сорвались только странные звуки: смесь шепота ветра, плеска волн и песни Мира миров. Я была здесь и в то же время в каждой точке Оутля.
Я видела следы на древних ступенчатых пирамидах. Я стояла у основания самой пирамиды.
Я шла по залитой солнцем улице Чилама. Я смотрела на пустырь, где Чилам появится только через несколько мкштунов.
Я пела колыбельную смуглому малышу и поправляла ему пестрое одеяльце. Я стояла на коленях у его могилы и глотала слезы.
Я целовала своего возлюбленного. Я высаживала бархатцы у дома, чтобы его дух мог прийти в Карнавал Мертвых…
Я была жизнью. Тысячами жизней, которые были и еще будут. Я смеялась и плакала, я рождалась и умирала, а солнце по-прежнему делало свой оборот, и вспыхивали золотом вершины пирамид ольтеков в потерянных и снова найденных городах.
Меня не было вовсе. Я была всем и сразу.
Я стояла в центре самого цолькина, Долгого Счета Дней. И он шептал, что дни не заканчиваются. Дни будут всегда. Одни уходят – другие приходят. И бесконечен этот круговорот. Так же, как и жизнь и смерть. Дней столько же, сколько и душ.
Они соткались из тьмы и серебра вокруг озера, сияя так, что можно озарить весь Мир миров. Дети, старики, мужчины, женщины… Веселые и серьезные, сосредоточенные и растерянные… Белые, черные, желтые, разрисованные всеми цветами радуги… Народы, которые когда-то тут были, которые есть и еще будут.
Они смотрели на меня, неуверенно, странно. В их глазах застыл вопрос и… надежда.
Я медленно обернулась, оглядывая всех. Понимая, что внутри зарождается что-то странное: теплое, сладкое, бесконечно родное. И, кажется, мое собственное сердце такое огромное, что вместит всех на свете.
Я замерла, грудь приподнялась в глубоком вдохе. Тысячи глаз следили за каждым моим движением.
Я улыбнулась.
Они шагнули вперед, осторожно приближаясь, словно не были уверены в своих действиях.
Серебристо-черная вода покачивалась сквозь мои плоть и кости, подчиняясь вселенскому ритму.
Я медленно развернула правую руку ладонью вверх. Потом левую. И протянула обе руки в бесконечно понятном и единственном жесте, который становится первым, едва мы рождаемся на свет – материнском объятии.