— Надо же, какая незадача! — разочарованно
проговорил Старыгин. — Выходит, я зря сюда прилетел!
— Не зря, — Коврайский усмехнулся. —
Благодаря вам пани Катаржина вспомнила о моем существовании!
Старыгин успел перехватить взгляд, которым доктор Абст
наградила Коврайского за это замечание. Темные глаза на миг сверкнули, в них
появился огонек интереса, но тотчас потух, и глаза снова стали непроницаемы.
— Могу я узнать, как это случилось? —
поинтересовался Дмитрий Алексеевич, оглядевшись по сторонам. — Ведь у вас,
как я вижу, хорошая система сигнализации, и охрана…
— Действовали настоящие профессионалы, довольно
равнодушно ответил хозяин. — А против профессионалов никакие замки и
никакая сигнализация не помогут. Правда, меня удивляет — зачем людям такого
уровня понадобилось красть не слишком дорогие картины? Вряд ли их хлопоты
окупились!
Старыгин промолчал.
У него было вполне сложившееся мнение на этот счет: картина
Свеневельта понадобилась злоумышленникам из-за своего размера, для того чтобы
сделать на ней поддельный «Дозор», а две другие, скорее всего, похитили для
отвода глаз.
Однако поделиться своей версией Дмитрий Алексеевич не мог ни
с Катаржиной, ни, тем более, с владельцем похищенных полотен. По крайней мере,
сейчас.
За чаем разговор шел об искусстве. Хозяин выказал нешуточную
осведомленность о последнем событии в Эрмитаже. В прессе много писали о
повреждении знаменитой картины Рембрандта. Пани Катаржина тоже задавала вопросы
по существу. Старыгин ловко ушел от расставленных ловушек и перевел разговор на
отвлеченную тему. Хозяин не предложил осмотреть свою галерею, мотивируя это
тем, что там сейчас идет ремонт меняют сигнализацию.
Простились в холле, молчаливый человек в черном костюме
вышел проводить их до машины. Напротив террасы на солнечной лужайке, на большой
круглой клумбе расцвели весенние цветы — желтые нарциссы, лиловые крокусы,
что-то еще… Немолодой садовник распрямил спину и поклонился гостям. Слугу в
черном позвали из дома, пани Катаржина остановилась и заговорила с садовником
по-чешски. Он улыбнулся и отвечал очень дружелюбно и без подобострастия.
Дмитрий Алексеевич ничего не понял из их разговора, потому что говорили они
быстро и вполголоса.
Слуга вернулся, извинившись, и они продолжали путь к
воротам. Старыгин удрученно молчал. След оборвался. Ему нечего будет сказать
Агнессе Игоревне сегодня вечером по телефону.
— Просто удивительно, — сказал он, вовремя
спохватившись, чтобы не сопроводить слова тяжким вздохом, — при такой
сильной охране и вдруг кража! Господин Коврайский, по-моему, слишком спокойно
все воспринимает… И даже не сказал, когда это случилось — не так давно, ну надо
же!
— Именно об этом я сейчас говорила с садовником, —
спокойно ответила Катаржина, — видите ли, это пан Воржичек, мой старинный
знакомый. Раньше он работал садовником в замке Карлштайн, а я там подрабатывала
летом, будучи студенткой…
Старыгин снова отметил, что его спутница не сказала, как
давно это было.
— Пан Воржичек многого не знает, — продолжала
Катаржина, — но слуги болтали, что сигнализацию кто-то отключил. Причем очень
быстро и тихо. Полицию, конечно, вызывали, но хозяин просил не поднимать шума —
дескать, картины не слишком ценные, и он не хочет, чтобы его репутация
пострадала.
— Но садовник хотя бы помнит, когда это
случилось? — Старыгин не сумел скрыть досаду. —Из беседы с хозяином у
меня сложилось такое впечатление, что ему все равно.
— Три месяца назад, после Нового года, — ответила
пани доктор, и добавила, усмехнувшись, если вам нужна точная дата, можно
выяснить в полиции.
— Стало быть, ограбил кто-то из людей приближенных,
вхожих в дом? — быстро задал следующий вопрос Старыгин.
Хозяин дома показался ему весьма скользким типом, и вполне
возможен такой вариант, что он сам имитировал кражу. Чтобы в случае чего,
быстро откреститься — украли, мол, картину, и он понятия не имеет, где она
сейчас находится.
— Код сигнализации знает всего несколько
человек, — продолжала доктор Абст, — все они вне подозрения. Как вы,
наверное, заметили, господин Коврайский — весьма оригинальная личность. Он
живет очень уединенно и редко выбирается из дома. Терпеть не может шумные
компании и яркий свет. Однако до кражи, его весьма часто навещала какая-то
дама, так что даже садовник это заметил. Потом она пропала, просто исчезла. То
есть больше он ее не видел.
— Дама? Может он знает, кто она такая? встрепенулся
Старыгин.
Глаза Катаржины блеснули неподдельным интересом, но Старыгин
этого не заметил.
— Русская. Полная, очень белокожая блондинка, —
ответила она с нескрываемым ехидством, имени и адреса своего она, к сожалению,
садовнику не оставила…
Старыгин наконец сообразил прекратить расспросы, которые
выглядели по меньшей мере странно.
* * *
— Сколько раз я тебе говорила про кофе! —Алиса
швырнула чашку на ковер и с удовлетворением проследила за тем, как коричневое
пятно расползлось по светло-бежевой поверхности.
— Что про кофе? — испуганно переспросила
горничная.
— Что про кофе! — передразнила ее
хозяйка. —Не делай вид, что ты еще глупее, чем кажешься! Я тебе сто раз
говорила, что кофе должен быть горячим! Горячим! Ты это слово понимаешь? Или тебе
нужно показать его в словаре?
— Он был горячий… — робко возразила горничная.
— Так ты еще будешь со мной спорить? взвизгнула Алиса и
запустила в строптивую девчонку тарелкой.
— Нет, Алиса Васильевна, — проговорила та,
увернувшись. — Не буду…
— Еще раз такое повторится — и можешь считать себя
уволенной!
На самом деле кофе был вполне сносный, но Лика Сарычева,
большой авторитет по части отношений с прислугой, говорила, что время от
времени непременно нужно закатывать скандалы, иначе горничные распускаются и
садятся хозяевам на шею. Допустить такого Алиса не хотела, поэтому решила
начать день с воспитательного скандала.
— Долго я буду ждать свой кофе? — проговорила она
умиротворенным голосом.
Горничная метнулась к двери, но прежде чем она скрылась,
Алиса добавила:
— И пятно на ковре не забудь отчистить!
Алиса облегченно перевела дыхание. Все-таки воспитательная
работа очень утомительна!
Дверь малой столовой снова распахнулась.
Алиса удивленно подумала, что горничная уже несет кофе
взамен вылитого, но это была Анфиса. Остановившись, как всегда, с дебильным
видом, она сложила руки на животе и сообщила:
— Алиса Васильевна, к вам господин Крество…
Крестовоздвиженский!
С гордостью выговорив такую сложную фамилию, она застыла,
как египетская мумия.
