Приглядевшись, обнаружила в обивке десятки полукруглых дыр.
От кресла, да и от самой комнаты веяло таким холодом, что Карсон казалось, будто она сидит на глыбе льда в холодильнике.
Карсон растопырила пальцы, согнула их. И тут выяснилось, что каждый палец нашел в виниле свою дырку.
Обивка была толстой, прочной, упругой. Чтобы пробить ее ногтями, требовалось приложить очень большое усилие.
Логика говорила за то, что от отчаяния Оллвайн не смог бы повредить винил. Не смог бы и в ярости, если бы, по утверждению Джека Роджерса, не был нечеловечески силен.
Она поднялась, вытерла руки о джинсы. Ей казалось, что она вымазалась в грязи.
В спальне зажгла все лампы. Но черные поверхности впитывали свет.
Кто-то открыл черные жалюзи на одном окне. Квартира являла собой такой мрачный мир, что уличные фонари, неон вывесок, свет большого города, казалось, не имели никакого отношения к реальности Оллвайна, существовали в другой, далекой вселенной.
Она выдвинула ящик прикроватной тумбочки и обнаружила Иисуса. Его лицо смотрело на нее с каждого из буклетов. Правую руку он поднимал в благословении.
Буклетов в ящике лежало не меньше сотни. Карсон достала четыре и поняла: такие раздают на похоронах тем, кто пришел попрощаться с усопшим. На буклетах стояли разные имена и фамилии, хотя все они попали в ящик из одного источника — «Похоронного бюро Фуллбрайта».
Четыре буклета она сунула в карман, задвинула ящик.
Запах лакрицы, как и днем, пропитывал воздух. Но Карсон не могла отделаться от мысли, что кто-то совсем недавно зажигал черные свечи, которые стояли на подносе на подоконнике.
Она направилась к окну, чтобы потрогать воск у фитилей, ожидая, что он будет теплым. Но нет. Холодный. Свечи никто не жег.
Карсон посмотрела в окно. Вроде бы привычный ей Новый Орлеан. Но из головы не уходила мысль, что это не тот веселый город, который она знала с детства, а зловещий мегаполис, где живут неведомые ей существа, а темнота пульсирует от злобы и ненависти.
Отражение чьего-то движения на стекле заставило Карсон отвлечься от города и сосредоточить внимание на стеклянной панели. Высокий мужчина стоял в комнате у нее за спиной.
Она сунула руку под пиджак, пальцы охватили рукоятку пистолета калибра 9 мм, торчащую из плечевой кобуры. Не доставая оружия, она повернулась.
Незваный гость был высок ростом, могуч, одет в черное. Возможно, он вошел в спальню из ванной, но с тем же успехом мог материализоваться из черной стены.
Стоял он в пятнадцати футах от Карсон, там, где его лицо скрывала тень. Руки висели по бокам, кисти размерами не уступали лопате.
— Кто ты? — спросила она. — Откуда пришел?
— Вы — детектив О'Коннор. — Мощный густой бас в другом человеке говорил бы лишь об уверенности в себе, но в сочетании с его габаритами наполнялся угрозой. — Я видел вас по телевизору.
— Что ты здесь делаешь?
— Я захожу, куда хочу. За двести лет многое выучил о замках.
Его слова не оставили Карсон выбора: она достала пистолет. Но направила его в пол.
— Это незаконное проникновение в жилище. Выйди на свет.
Мужчина не двинулся с места.
— Только без глупостей. Выйди. На. Свет.
— Я пытаюсь сделать это всю жизнь. — И он сделал два шага вперед.
Она не ожидала увидеть такое лицо. Слева — нормальное, симпатичное, справа — изуродованное донельзя. И на это уродство, скрывая его, кто-то нанес сложный рисунок, отдаленно напоминающий татуировку маори.
[26]
— Человек, который жил здесь, мучился, — сказал незнакомец. — Я чувствую его боль.
Хотя он уже остановился, Карсон прикинула, что до нее он может добраться в два шага, и предупредила: «Ближе не подходи».
— Его создал не Бог… и у него не было души. Он агонизировал.
— Как тебя зовут? Очень осторожно, очень медленно покажи мне удостоверение личности.
Ее приказ он проигнорировал.
— У Бобби Оллвайна не было свободы выбора. В сущности он был рабом. Хотел умереть, но не мог покончить с собой.
Если этот парень говорил правду, не ошибся и Харкер. Каждое лезвие в ванной свидетельствовало об очередной неудачной попытке самоуничтожения.
— У всех нас встроенный запрет самоубийства.
— У нас?
— Оллвайна переполняла и ярость. Он хотел убить своего создателя. Но мы сконструированы так, что не можем поднять на него руку. Я попытался… давным-давно… и он едва не убил меня.
В каждом современном городе хватало безумцев, и Карсон ранее полагала, что ее уже ничем не удивишь, но такого человека она не встречала никогда, и у нее помимо воли складывалось впечатление, что он в здравом уме.
— Я собирался пойти к его дому, чтобы взглянуть на него со стороны… Но если бы меня увидели, он мог бы меня убить. Поэтому я пришел сюда. Это дело заинтересовало меня вырезанным сердцем. Меня создали из украденных человеческих частей.
Был этот громила Хирургом или нет, он определенно не относился к тем людям, с появлением которых в городе становилось спокойнее.
— Что-то я тебя не понимаю. Раскинь руки, медленно опустись на колени.
Возможно, причину следовало искать в игре света, но она подумала, что увидела в его глазах пульсирующее сияние, когда он ответил: «Я ни перед кем не преклоняю колени».
Глава 35
Я НИ ПЕРЕД КЕМ НЕ ПРЕКЛОНЯЮ КОЛЕНИ.
Ни один подозреваемый в совершении преступления не бросал ей вызов в столь поэтической форме.
Карсон двинулась в сторону, потому что чувствовала себя неуютно, стоя спиной к окну.
— Я об этом не просила.
Теперь она держала пистолет двумя руками, целясь в незваного гостя.
— Вы хотите прострелить мне сердце? — спросил он. — Вам понадобятся два патрона.
Оллвайн, лежащий на стальном столе в секционном зале. Вскрытая грудная клетка. Сосудистая система, указывающая на наличие двух сердец.
— Я пришел сюда, думая, что Оллвайн — невинный человек, — продолжил незнакомец, — у которого вырезали сердце для проведения другого… эксперимента. Но теперь понял, что все не так просто.
Он сдвинулся с места, и на мгновение она подумала, что он направляется к ней.
— Давай без глупостей!
Но он подошел к окну.
— У каждого города есть свои секреты, но нет такого ужасного, как этот. Ваша цель — не обезумевший убийца. Ваш настоящий враг — его создатель… и мой тоже.
