Нравилось ему это или нет, но он поставил перед собой великую цель. Совершенно бескорыстно, не ища для себя выгод, создавал мир, в котором правило бы здравомыслие, мир, освобожденный от жадности и населенный людьми, объединенными одной и единственной целью.
В итоге, зайдя в особняк в Садовом районе, он вновь поставил работу выше отдыха. Прямиком направился в секретную лабораторию за кладовой.
Карлофф умер. Системы жизнеобеспечения не работали.
Потрясенный, он обошел рабочий стол, установленный в центре лаборатории, не понимая, как такое могло произойти, пока не увидел лежащую на полу кисть руки. Над ней находились переключатели. Более того, пальцы сжимали штепсель, который кисть выдернула из розетки.
Хотя такой исход разочаровал Виктора, тот факт, что Карлофф сумел покончить с собой, произвел на него сильное впечатление.
Во-первых, заложенная в существо программа запрещала самоуничтожение. И обойти этот запрет какими-либо логическими ухищрениями не представлялось возможным.
А во-вторых, и вот это Виктор полагал куда более важным, рука не могла функционировать без своей собственной системы жизнеобеспечения. В тот самый момент, когда она отрывалась от магистралей подачи питательных веществ и дренажных линий, прекращалось действие тока низкого напряжения, который стимулировал нервы и мускулатуру. Кисть должна была застыть, обмякнуть, умереть… начать разлагаться.
Виктор мог найти только одно объяснение происшедшему. Вероятно, Карлофф излучал достаточно мощную телекинетическую энергию, чтобы кисть действовала, как живая.
Контролируя руку на расстоянии, Карлофф показал, что может не только сгибать пальцы, но и имитировать арпеджио на воображаемой арфе четырьмя пальцами. Легкие, простенькие упражнения.
Чтобы заставить кисть оборвать все трубки и провода, подсоединенные к ней, заставить упасть на пол, потом подняться на три фута по поверхности машин, щелкнуть переключателями, выдернуть штепсели из розеток… для этого требовались более мощная телекинетическая энергия и более точный контроль, чем продемонстрированные Карлоффом ранее.
Блестящее научное достижение.
Хотя Карлофф ушел, заменить его новым Карлоффом не составляло труда. Заминка получалась небольшая.
Довольный собой, Виктор сел за стол, включил компьютер, открыл папку с материалами эксперимента. Кликнул иконку-кинокамеру, чтобы просмотреть видеозапись, которая велась в лаборатории круглосуточно.
Уходя все дальше в прошлое, удивился, когда на экране внезапно появилась Эрика.
Глава 83
Как и прошлым вечером, когда Карсон приезжала в «Люкс» в первый раз, она нашла, что одна из дверей не заперта. Правда, в фойе их никто не ждал.
Зато они увидели открытую двойную дверь между фойе и зрительным залом.
Оглядев буфетную стойку, мимо которой они проходили, Майкл не преминул съязвить: «Когда здесь покупаешь попкорн, нужно ли предупреждать: „Без тараканов“?»
Зал оказался огромным, с балконом и мезонином. Годы, грязь, отколовшаяся лепнина, конечно, сделали свое дело, но полностью победить великолепие «арт-деко» не сумели.
Толстяк в белых слаксах, белой рубашке и белой панаме стоял перед темно-красным бархатным занавесом, который скрывал гигантский экран. Выглядел он точь-в-точь как Сидни Гринстрит в «Касабланке».
Этот Сидни смотрел на потолок, и поначалу Карсон не поняла, что именно его так заинтересовало.
Дукалион стоял в центральном проходе, на полпути между сценой и дальней стеной, запрокинув голову. Тоже изучал потолок.
Непонятность ситуации разъяснилась, когда тишину в зале разорвало хлопанье крыльев. Какая-то птица перелетела в вышине с одного лепного карниза на другой.
Когда Карсон и Майкл подходили к Дукалиону, она услышала, как он сказал: «Лети ко мне, малыш. Не бойся».
Птица сорвалась с карниза, закружила под потолком, начала спускаться, спускаться… и опустилась на выставленную вперед руку Дукалиона. Когда она сложила крылья, стало ясно, что это голубь.
Радостно засмеявшись, толстяк спустился со сцены и направился к Дукалиону.
— Будь я проклят. Думаю, ты приручил бы льва, если б он случайно забежал к нам.
Нежно поглаживая птицу, Дукалион повернулся к Карсон и Майклу.
— Я думала, только святой Френсис и доктор Дулитл разговаривали с животными, — сказала она.
— Всего лишь маленький фокус.
— У вас, я вижу, много фокусов, больших и маленьких.
У толстяка оказался на диво мелодичный голос.
— Бедняжка залетел сюда пару дней назад, жил только на попкорне, который находил под креслами. Не мог вылететь через двери, когда я их открывал.
Птица буквально скрылась в огромном кулаке Дукалиона, но не выказывала ни малейшего страха, словно впала в транс.
Двумя пухлыми ручками толстяк взял голубя у Дукалиона и направился к фойе.
— Выпущу его на свободу.
— Это мой напарник. Детектив Мэддисон, — представила Карсон Майкла. — Майкл Мэддисон.
Они кивнули друг другу, и Майкл, прикидываясь, будто габариты и внешность Дукалиона не произвели на него впечатления, сказал: «Буду с вами откровенен. Я готов первым признать, что мы столкнулись непонятно с чем, но я еще не готов поверить в эту трансильванскую историю».
— Трансильвания — это кино, — поправил его Дукалион. — В реальной жизни все произошло в Австрии.
— Нам нужна ваша помощь, — сказала ему Карсон. — Как выяснилось, убийц было двое.
— Да. Я смотрел новости.
— Понятно. Но только один был из тех, о ком вы меня предупреждали.
— И он — детектив.
— Точно. А сейчас в бегах. Но мы нашли его… игровую комнату. Если он — один из людей Виктора, вы сможете лучше нас разобраться с тем, что мы там увидели.
Майкл покачал головой.
— Карсон, он не психиатр. Психологические портреты — не по его части.
Будничным тоном, словно показывая, что в его словах нет ничего особенного, Дукалион возразил: «Я понимаю убийц. Сам такой».
При этих словах из глаз гиганта вырвалось пульсирующее сияние, отчего Майкл на какое-то время потерял дар речи.
— В мои ранние дни я был зверем. Нецивилизованным. Распираемым яростью. Я убил двух мужчин… и женщину. Эта женщина была женой моего создателя. В день их свадьбы.
Майкл, похоже, уже начал понимать, почему Карсон поверила Дукалиону.
— Я знаю эту историю, — сказал он.
— Но я это пережил. — Дукалион повернулся к Карсон. — Я предпочитаю не выходить из дому при свете дня.
— Мы вас отвезем. У нас автомобиль без опознавательных знаков полиции. Никто ничего не заподозрит.
