Виктор покружил по комнате.
— Я дал тебе прекрасное теологическое образование. Гораздо лучше того, которое ты мог бы получить в университете или семинарии.
Он остановился, чтобы взглянуть на бутылку вина и бутылку водки, которые бок о бок стояли на кофейном столике. Вместе с одним стаканом.
В тревоге отец Дюшен заметил влажное пятно, оставшееся на том месте, где стоял стакан Харкера.
— Учитывая твое прекрасное образование, Патрик, возможно, ты сумеешь сказать мне… существует ли хоть одна религия, которая учит, что Бога можно обмануть?
— Обмануть? Нет. Разумеется, нет.
Второе пятно могло остаться от стакана отца Дюшена. Священник мог переставить стакан на то место, где стакан сейчас и стоял. Дюшен надеялся, что Виктор примет в расчет такую возможность.
— Мне любопытно. — Виктор все кружил по кабинету. — Ты провел со своими прихожанами не один год. Как ты думаешь, они лгут своему богу?
— Нет. — Священник чувствовал, что идет по струне, натянутой высоко над землей. — Нет, они хотят сдержать обещания, которые дают Ему. Но они слабы.
— Потому что они — люди. Люди слабы, те, кто принадлежит к Старой расе. Эта одна из причин, по которой мои люди, когда придет время, уничтожат их, заменят собой.
Хотя Харкер выскользнул из кабинета, он мог спрятаться где угодно.
Они оба вернулись в гостиную. Но вместо прихожей Виктор направился в столовую, и отцу Дюшену не осталось ничего другого, как идти за ним.
В столовой никого не увидели.
Виктор через вращающуюся дверь прошел на кухню. Отец Дюшен не отставал, словно собака, опасающаяся, что строгий хозяин найдет причину наказать его.
Харкер покинул дом. Дверь на заднее крыльцо осталась открытой. Легкий ветерок, которым тянуло со двора, пах надвигающимся дождем.
— Не следует тебе оставлять двери открытыми, — предупредил Виктор. — У слишком многих божьих людей криминальные наклонности. Они не остановятся перед тем, чтобы ограбить дом священника.
— Перед тем, как вы позвонили, — отец Дюшен удивлялся тому, с какой легкостью давалась ему ложь, — я как раз вышел на заднее крыльцо, чтобы подышать свежим воздухом.
— Свежий воздух не имеет никакой ценности для тех, кого создал я. Вы спроектированы так, что будете прекрасно себя чувствовать без физических упражнений, с любым питанием, на свежем воздухе или в грязном. — Он похлопал ладонью по груди Дюшена. — Ты — исключительно эффективная органическая машина.
— Я благодарен вам, сэр, за то, что вы меня создали.
Из кухни Виктор вернулся в столовую, потом в гостиную, в прихожую.
— Патрик, ты понимаешь, почему проникновение в религиозные организации для моих людей столь же важно, что и проникновение в другие сферы человеческого общества?
Отцу Дюшену не пришлось раздумывать над ответом: он был заложен в программе.
— Много лет спустя, когда придет время ликвидировать ту часть Старой расы, которая еще останется, они нигде не должны найти ни убежища, ни поддержки.
— Они не смогут обратиться к государству, — согласился Виктор, — потому что государством станем мы. Не смогут обратиться ни в полицию, ни к армии… ни к церкви.
— Мы должны избежать разрушительной гражданской войны, — цитировал отец Дюшен программу.
— Именно. Вместо гражданской войны… очень гражданское уничтожение. — Виктор открыл входную дверь. — Патрик, если ты когда-нибудь почувствуешь себя… в каком-то смысле… ущербным… полагаю, ты придешь ко мне.
— Ущербным? — осторожно спросил священник. — О чем вы?
— Оторвешься от реальности. У тебя появятся сомнения в осмысленности своего существования. Тебе покажется, что твоя жизнь лишена цели.
— О, нет, сэр. Я знаю свою цель, и я ей предан.
Виктор долго вглядывался в глаза отца Дюшена, прежде чем сказать: «Хорошо. Это хорошо. Потому что те из вас, кто служит мне в церкви, подвергаются особому риску. Религия может соблазнить».
— Соблазнить? Не понимаю, как. Это же такая ерунда. Иррациональное.
— Иррациональное и даже хуже, — кивнул Виктор. — Если была бы жизнь после жизни и был бог, он бы ненавидел тебя за то, что ты такой. Он бы нашел тебя и отправил в ад. — Виктор вышел на крыльцо. — Спокойной ночи, Патрик.
— Спокойной ночи, сэр.
Закрыв дверь, отец Дюшен стоял в прихожей, пока его ноги не перестали держать тело.
Он понял, что ему нужно сесть, шагнул к лестнице, опустился на одну из ступеней. Сцепил пальцы рук и держал вместе, пока в них не утихла дрожь.
Тут до него дошло, что он не запер дверь. Прежде чем его создатель смог открыть ее и уличить его в предательстве, он расцепил руки, сжал пальцы в кулаки и забарабанил ими по бедрам.
Глава 90
Стоя у складного стола, который служил Харкеру и рабочим, и письменным, Дукалион просматривал лежащие на нем книги.
— Анатомия. Биология клетки. Молекулярная биология. Морфология. Вот это психотерапия. Но все остальные… человеческая биология.
— А чего ради он построил вот это? — Карсон указала на огромный экран, подсвеченный сзади, где висели рентгеновские снимки черепов, позвоночников, грудных клеток и конечностей.
— Он чувствует, что в нем чего-то не хватает, — ответил Дукалион. — И давно уже пытается понять, чего именно.
— Вот он и изучает картинки в биологических книгах, сравнивает рентгеновские снимки других людей со своими…
— А когда это ему ничего не дало, — вмешался Майкл, — он начал вскрывать настоящих людей и копаться в их внутренностях.
— За исключением Оллвайна Харкер выбирал людей, которые казались ему цельными, у которых, по его мнению, было что-то, отсутствующее у него.
— По словам Дженны, — добавил Майкл, — Харкер сказал ей, что хочет найти у нее внутри нечто такое, благодаря чему она счастливее, чем он.
— Вы хотите сказать, что Харкер, если исключить жертвы Прибо, убивал не случайных людей? — спросила Карсон. — Только тех, кого знал?
— Именно так, — кивнул Дукалион. — Людей, которых считал счастливыми, цельными, уверенными в себе.
— Бармен. Владелец химчистки. — В голосе Майкла слышалось сомнение.
— Харкер, скорее всего, время от времени выпивал в том баре. И, думаю, вы найдете фамилию владельца химчистки в его чековой книжке. Он знал этих людей точно так же, как знал Дженну Паркер.
— А это зеркало Алисы? — Майкл указал на трехстворчатое зеркало в углу чердака.
— Он стоял перед ним голый, — ответил Дукалион. — Изучал свое тело в надежде найти какое-нибудь отличие, нехватку чего-либо… что угодно, позволяющее понять, почему он чувствует себя неполным, ущербным. Но это было до того, как он начал… заглядывать в чужие внутренности.
