Призванный к ответу, дед смущенно признался в своей запретной любви.
– Бразильцы играют лучше, – сказал он. – Но разве мы болеем за тех, кто лучше? Мы болеем за тех, кто ближе. Понимаешь, Игорёха, в Испании вышло так, что я сдружился с итальянцами. Они-то и заразили меня любовью к футболу. Они и французы. Один из них приехал в Испанию из города Лилль. Там играла в то время команда «Олимпик», первый чемпион Франции. Так вот, он мог часами рассказывать об их матчах, об их игроках, об их тренере. Как ты думаешь, какого цвета была их форма? Красно-белая, с поперечной полосой на груди! В точности как у «Спартака»! Мог ли я потом болеть за «Динамо» или «Торпедо»?
– Выходит, ты болеешь за «Спартак» из-за какого-то французского Линя? – насупился внук.
– Что ты, что ты… – спохватился дед Наум. – «Спартак» – это «Спартак», а Лилль – это Лилль. Просто все мы с чего-то начинаем, правда? Вот тебя заразил футболом я, а меня – тот француз и те итальянцы.
Теперь, лишенный необходимости скрываться, он обрушил на внука рассказы о замечательном бомбардире Луиджи Риве, непробиваемом вратаре Энрико Альбертози, лучшем полузащитнике Европы Джанни Ривере по прозвищу «Золотой мальчик» и особенно о тренере-дураке Валькареджи, который ни фига, ну просто ни фига не разбирается в футболе. К финальному матчу, в котором, как и следует в подобных сюжетах, сошлись именно Бразилия с Италией, Игорёк и сам уже не понимал, как можно предпочесть великолепного Риверу какому-то серому Маццоле.
Едва увидев состав, дед Наум простонал:
– Ты только посмотри: этот идиот Валькареджи снова оставил Риверу в запасе! Это конец, Игорёха! Матч проигран еще до начала…
Так и случилось – бразильцы выиграли 4:1, а «Золотой мальчик» вышел на поле лишь за шесть минут до конца, когда все уже было решено…
Эта история имела странное продолжение год спустя, осенью семьдесят первого.
– Пойдем в мороженицу, – предложил дед Наум. – Я знаю место, где дают земляничное.
Понятно, Игорь не стал возражать, причем вовсе не из-за мороженого, а из-за возможности лишний раз прогуляться с дедом. Они вышли на Садовое кольцо; день был солнечный, позолоченный желтой листвой деревьев.
– Что с тобой будет, Игорёха? – вдруг сказал Наум Григорьевич. – Что с тобой будет, когда я… когда меня не станет?
– Почему тебя вдруг должно не стать? – удивился Игорёк и тут же осекся, вспомнив, что как раз накануне у его друга-одноклассника умерла бабушка.
– Вот именно… – безошибочно угадав ход его мыслей, кивнул дед. – Ты должен обещать мне кое-что, на случай если нам с тобой придется расстаться.
Внук молча смотрел на него снизу вверх.
– Ты должен быть сильным, Игорёха. Сильным и внимательным. Другие подростки – те, у кого, кроме матерей, есть отцы, братья и сестры, – могут позволить себе беззаботно слоняться по жизни. Вечером они не ставят будильник, потому что каждый раз находится кто-нибудь, кто разбудит их утром. Даже совершая опасные глупости, они знают, что кто-нибудь обязательно выручит, уговорит учителя, директора, милиционера. У тебя не будет такой роскоши, а значит, ты должен научиться справляться сам. И это даже к лучшему, потому что беззаботность и глупость далеко не всегда остаются безнаказанными. В один прекрасный день никто не разбудит и никто не защитит. Обещай мне полагаться только на себя самого. Обещаешь?
– Ну, обещаю, – угрюмо отвечал Игорёк, не слишком, впрочем, понимая, чего конкретно от него хотят.
– Вот и чудненько! – воскликнул дед, разом повеселев. – Айда в мороженицу.
В полупустом кафе сели в дальнем углу, хотя столики у окна были свободны. Подошла официантка с растрепанным блокнотом и кружевной наколкой и, выслушав деда, презрительно фыркнула, как будто земляничное мороженое не завезли из-за него. Крем-брюле Игорёк не любил, так что пришлось ограничиться сливочным. Ели не торопясь, причем дед все время поглядывал на дверь. И неслучайно: когда Игорь выскреб со дна алюминиевой чашечки последние капли, вошел человек, по одному виду которого было ясно, что он интурист. Дед Наум приподнялся на стуле и махнул рукой. Мужчина подошел, постоял, дожидаясь, пока Наум Григорьевич, неуклюже цепляясь за стулья, выберется из угла, и вдруг обнял его. Все сцена выглядела ужасно неловко; Игорёк смотрел на происходящее во все глаза и переживал за деда.
– Вот, Игорёха, – проговорил дед странно осипшим голосом, – познакомься с моим другом. Вернее, с сыном моего друга. Его зовут Ромен, он приехал из Франции и не говорит по-русски. Ромен – Игорь…
Потоптавшись возле стола, они уселись и стали говорить по-французски – вполголоса, чтобы не привлекать внимания. Игорь быстро заскучал, и дед, отвлекшись на минутку, спросил, не хочет ли он еще порцию сливочного.
– Лучше лимонад, – сказал внук. – И корзиночку.
Интуиция подсказывала ему, что сейчас можно слупить все что угодно. Так и случилось.
– А и верно! – воскликнул Наум Григорьевич. – Кутить так кутить!
Официантка принесла бутылку шампанского, пирожные и лимонад, и Игорёк сосредоточился на нелегком процессе правильного поедания корзиночки, которую следовало сначала аккуратно обкусать по кругу, а уже потом слизывать крем до самого донышка. Он успел покончить с корзиночкой, выпить весь лимонад и дважды сбегать в туалет, а дед с интуристом все никак не могли наговориться. Наконец мужчина стал прощаться, что тоже заняло ужасно много времени. Когда наконец он ушел, Игорь увидел, что на соседнем стуле остался красивый полиэтиленовый пакет с заграничной надписью, и сказал об этом деду.
– Нет, он ничего не забыл, – сипло сказал Наум Григорьевич, глядя в сторону. – Это подарок тебе. Только не открывай его здесь. Дай-ка мне, я положу в сумку.
Что, конечно, выглядело разумной мерой предосторожности – ведь с таким красивым мешком можно было как не фиг делать залететь за фарцовку. Дома Игорёк вынул из пакета сверток, развернул его и обомлел: перед ним лежала голубая футболка сборной Италии с четырнадцатым номером и фамилией «Ривера» на спине.
– Дед, – проговорил он, когда вновь обрел дар речи, – но откуда твой Роман знал, что я хочу именно это?
Дед Наум пожал плечами.
– Наверно, угадал. Какой мальчишка не хочет получить футболку «Золотого мальчика»? Но ты на всякий случай запомни этого человека. Он друг мне, а значит, и тебе. Только зовут его не Роман, а Ромен. Ромен Клиши.
* * *
Клиши! Ромен Клиши! Именно это воспоминание и промелькнуло в голове доктора Островски при виде красно-белых футболок и шарфов на альмерийской улице. Вот ведь насколько неисповедимы извилистые пути ассоциаций! Когда краевед Фернандо упомянул имя помощника андалусского анархиста, в памяти Игаля не дернулось и не шевельнулось почти ничего… ну, разве что самая малость. Как его там… Андре Клиши? Ну и что, стоит ли обращать внимание на фамилию заведомо незначительного персонажа? И лишь красно-белые цвета полупьяных болельщиков «Альмерии» вернули его сначала к «Спартаку», а затем и к первому французскому чемпиону из города Лилль, и к мундиалю семидесятого года, и к легендарному полузащитнику Джанни Ривере, и к его голубой футболке с четырнадцатым номером на спине. А уже там, в самом конце цепочки, в московской мороженице на Садовом кольце, поджидал Игаля – в то время Игорька – неведомый турист, чье имя дед зачем-то посоветовал запомнить «на всякий случай».
