— Доброе утро, — здороваюсь я. Неловко. Отвожу взгляд.
— Доброе.
— Я завтрак приготовила, — между нами напряжение, по крайней мере, я его чувствую.
— Я вижу, — как всегда, холоден, но голос хриплый. Подходит к холодильнику, достает бутылку воды, пьет прямо из горла. Завариваю черный чай, стараясь не смотреть на мужчину.
— Кофе есть?
— Я не умею пользоваться кофемашиной.
— Ясно. Здесь нет, случайно, таблеток от головы?
— Были в ванной, сейчас принесу, — смываюсь из кухни, пытаясь перевести дух. Беру аспирин, сама выпиваю таблетку в ванной и возвращаюсь к Роману. Он уже сидит за столом, отпивая чай. Протягиваю ему таблетку и стакан воды.
— Спасибо, — выпивает.
— Кушай блинчики, пока горячие, — не понимаю, как себя вести с Романом, я не могу расслабиться рядом с ним, особенно когда он холоден и бездушен. Отворачиваюсь к раковине, начиная мыть посуду.
— Оставь, все. Сядь за стол, — не просит. Тон, как всегда, повелительный, но, кажется, он по-другому и не умеет, или это профдеформация. Вытираю руки, сажусь напротив. — Я не люблю есть в одиночестве, — сообщает он мне. — Моя супруга должна разделять со мной еду, особенно если приготовила её сама.
— Хорошо, — киваю. Беру чашку чая. Проще быть куклой, которая живет так, как хочет кукловод, это же его сценарий.
— Как ты себя чувствуешь? — интересуется он, берет блинчик и как-то по-простому, без церемоний макает его в сметану. Пробует.
— Нормально, — непроизвольно сжимаю ноги, начиная краснеть.
— Правду, Елизавета.
— Что?
— Я хочу слышать правду, — с нажимом поясняет он.
— Все нормально, небольшой дискомфорт, не более. Но я хотела бы посетить женского доктора, — почти шепотом сообщаю ему. Я не привыкла сообщать мужчинам такие вещи.
— Хорошо, тебя запишут в клинику, — доедает блин и берет еще. Значит, нравится. Ну хоть здесь я его не разочаровала.
— Нет, я хотела бы сходить к моему доктору в консультации, я к ней привыкла.
— Исключено, искорени из себя старые привычки. Теперь ты Калинина и живешь на несколько уровней выше. Тебя запишут в клинику, я прослежу, чтобы в самую лучшую.
— Хорошо, — вновь киваю, как кукла. Все равно по-моему не будет.
— Спасибо, вкусно, — обтирает пальцы салфеткой и допивает чай.
— Эм… — мнусь. У меня к Роману просьба.
— Смелее, — взмахивает рукой, призывая говорить.
— Моя мама приехала ненадолго. И мне очень неудобно, что ее поселили в гостинице. Я бы хотела провести пару дней с ней. Я соскучилась… — голос почему-то срывается. Калинин склоняет голову, рассматривая меня, словно увидел что-то новое. А я кусаю губы, боясь отказа.
— У нас были забронированы билеты и отель в Дубае. Вылет завтра вечером.
— Были?
— Путешествие подразумевало медовый месяц. Но, полагаю, тебе это все неприятно. Боюсь, путешествие превратится в очередное насилие, — выгибает брови, цинично улыбаясь. Браво. Не упустил возможность уколоть.
— Я… — не знаю, что сказать. Мои ощущения после вчерашней ночи гораздо глубже и далеки от его холодного расчета и цинизма. — Будет, как ты решишь. Но вот в эмоциональном плане я не могу играть, как ты хочешь. Прости.
Хочется сказать, что я еще не обросла броней, не пропиталась расчетом и цинизмом, как он. Мои эмоции берут верх. Вот это все пока что живо, и задушить душу не получается. Я могу делать так, как он скажет, а вот чувствовать по команде – нет. Наймите мне киллера, который безжалостно убивает эмоции. Есть такие?
— Ты вновь все усложняешь… — он хочет еще что-то сказать, но в дверь раздается звонок. Роман поднимается с места и идет в прихожую.
Раздается голос Мирона. Всегда сдержанный мужчина очень эмоционален:
— Весь второй этаж сгорел… — слышу обрывки фраз. — Я звонил…
— Я отключил телефон, — голос Романа, как всегда, холоден, но он звенит металлом. — Причина пожара?
— Выясняется, очаг был в мансарде.
— Марина?! — в его голос вплетаются эмоции и неприкрытое волнение.
— В больнице, отравление угарным газом.
Тишина. А у меня сердце отбивает грудную клетку.
Усадьба сгорела?
Марина пострадала?
— Как, мать вашу, это могло произойти! — впервые слышу, как Калинин ругается и повышает голос. Там пожарная безопасность круче, чем где-либо. — Вы, бл*дь, куда смотрели?! Я сожгу вас всех, на хрен! Живьем! — Вздрагиваю от каждого его слова. — Этот дом дороже мне, чем все ваши жизни!
— Предварительное заключение: поджог, — сообщает Мирон.
В моей голове не укладывается информация о поджоге. Кто мог так поступить?
ГЛАВА 14
Роман
— Можно я с тобой в больницу? — просится Елизавета.
— Зачем? Переживаешь за здоровье моей бывшей жены? — иронизирую, но это, скорее, от стресса.
— Ну зачем ты так… — обиженно произносит она. — Марина же человек. Очень хороший человек.
— Плохо ты ее знаешь, — холодно усмехаюсь. — Но поехали.
Пусть посмотрит на этого «хорошего» человека.
Умываюсь, одеваюсь, пытаясь обрести холодное равновесие.
Она спалила мой дом! Назло мне. В знак очередного неадекватного протеста или из ревности – черт ее знает, что в этот раз нашептали ее демоны. Но мой дом… Знала тварь, по чему бить. Этой женщине и себя не жалко. Назло мне она уничтожит и себя.
Спускаюсь вниз, Елизавета уже собрана. В своей старенькой куртке, которая осталась здесь. И не заставишь переодеться, все вещи сгорели в доме. Дышу глубже. Девочка молчит, тихо, как мышка, идёт за мной. Пропускаю ее в лифт, пытаюсь поймать виноватый взгляд. Прячется от меня. Закрытая, точнее, хочет закрыться, но эмоции легко считываются. В чем твоя вина, Елизавета? Комплекс неполноценности? Какая же она еще наивная. В ее глазах я мудак. Плевать, пусть будет так.
Садимся в машину. За рулем водитель, Мирон рядом. Никто не ожидал, что придётся работать. Все рассчитывали на выходные в ближайшие дни. Но у моей бывшей жены были свои планы…
— Сначала в усадьбу, — командую я. Хочется посмотреть на масштабы катастрофы.
— Может, лучше в больницу? — тихо спрашивает Лиза.
— Не лучше! — отрезаю я. — С Мариной не так все плохо. А скакать под ее дудку я не обязан.
Дальше едем молча, головная боль возвращается, откидываюсь на сиденье, дышу, прикрываю глаза. Нервы сдают. Хочется наказать виновных. Жестоко наказать. Но виновная здесь одна. Марина может быть очень изобретательной. В кармане звонит телефон, смотрю на дисплей, отвечаю.
