Лиза в шоке, распахивает глаза и, кажется, даже не дышит. Я, видимо, и правда, чудовище. Бездушное, жестокое чудовище, которое губит женские души. Откидываюсь на спинку кресла, запрокидывая голову, закрываю глаза, дышу.
— Я почти отключился в кабинете, но почувствовал запах гари. Вбежал наверх, дым валил из спальни. Дверь заперта. Охрану я отпустил, чтобы никто не видел моей агонии и того, как я наказываю жену. Вышиб чертову дверь не сразу, а когда получилось, то ничего, кроме пламени, пыхнувшего на меня, не увидел. Она подожгла шторы и легла спать. Я думал, что это конец, что вытаскивать из огня уже нечего, но бог милостив. Мне удалось ее спасти… Или не удалось… А потом неделя ада. Марина в реанимации, я в ожоговом. У меня шрамы на груди, а у нее пятьдесят процентов ожогов… Но самое страшное случилось дальше. Когда Марина очнулась, ее мир перевернулся. Ее мозг заработал иначе. Не знаю, что повлияло… Стресс, наркота, мое насилие или ее психическая нестабильность. Она вдруг решила, что у нас был сын и я его убил в этом пожаре. Она вопила и рыдала. Ей кололи успокоительные, но, как только они переставали действовать, все начиналось заново. Ее обвинения были настолько правдоподобны, что в какой-то момент мне показалось, что это я сошел с ума, а ее «правда» реальная. Против меня даже завели дело. От суда спасли камеры в доме. С ней работали психиатры и лучшие хирурги. Она перенесла несколько операций, и были запланированы еще. В какой-то момент мне казалось, что Марина пришла в себя. Оправилась. Восприняла реальность. Согласись, что эта женщина не казалась больной? Отпустить я ее не мог. В каком-то плане меня сжирало чувство вины. Да и некуда ее отпускать. Все просочилось в общество и прессу. Слухи ходили разные, обрастая все новой и новой информацией. «Жена Калинина, талантливая художница – наркоманка. Глава корпорации запер свою жену в психиатрической лечебнице после того, как пытался ее убить» и прочее, прочее, прочее. У меня сорвалось несколько трендов и крупных сделок. Общество верит слухам. Я отвечал за нее. Марина одинока, у нее нет родителей, близких родственников, подруг. Куда ее отпускать? В наркотическую яму, в ее мир искусства через призму сумасшествия? Да и не хотела она уходит туда, где ее никто не ждёт, насильно я не держал, ей нравилось изредка меня попрекать тем, что удерживаю ее. Я хотел, чтобы у нее все было хорошо. Я все же ей задолжал… Врачи уверяли, что она стабильна, я и сам это видел. Но ремиссия закончилась, Марина опять нестабильна… А может, и не была никогда, только гениально притворялась.
Потираю лицо руками.
— Чувства и эмоции всегда разрушают, Елизавета… Мои так точно.
Тишина. Лиза молчит. Слышу только ее глубокое дыхание. Я все сказал. Проходит минута, две, пять…
Слышу, как Елизавета поднимается с дивана. Правильно, слов не нужно, нам нужно переспать с этими мыслями. К ней в кровать я сегодня не пойду. Не могу пока. Меня ломает. Слишком много эмоций для человека, который несколько лет учился железному контролю.
Но Лиза не уходит. Чувствую ее совсем рядом, а потом она забирается ко мне на колени, лицом к лицу, утыкается в шею и дышит, посылая по телу приятную истому. Обхватываю ее бедра, прижимаю к себе теснее. Ее ладонь ложится на мою грудь, и сердце стучит под ее пальчиками. Перебираю шёлковые волосы, так и не открывая глаза.
— Я хочу твоего ребёнка, — вдруг произносит мне в шею.
— Не нужно идти на жертвы из жалости, Лиза. Я был не прав, требуя от тебя того, чего ты не хочешь, — одной рукой зарываюсь в ее волосы, а другой беру ее ладонь и целую пальчики. Мне спокойно, когда она настолько близка и открыта. Мне впервые очень хорошо с женщиной, и я впервые не хочу терять это ощущение.
— Я хочу… И жалость тут ни при чём… — отвечает она и целует меня в шею, ластится и жмется. Впервые так нежна со мной, и от этого разрывает и накрывает щемящей болью в груди.
— Прямо сейчас? — усмехаюсь и тяну завязки ее халата, распахивая его. Хочу любить ее сейчас, так, как она хочет. Я и так мало ей даю… С выражением чувств у меня все плохо. Слишком зачерствел в этом жестоком мире.
ГЛАВА 28
Елизавета
— Ну, и? — с нетерпением спрашивает Вера, когда я выхожу из кабинета врача. Не отвечаю, но улыбка меня выдает. — Да? Да? — кажется, она волнуется больше, чем я. — Ну да? Я же по лицу вижу! Лиза!
— Да, я беременна, — признаюсь. — Почти восемь недель.
— Ууу, — визжит, обнимает меня. — Поздравляю. Ты же рада? Или это нервная улыбка?
— Я очень рада.
Идем вместе с Верой на выход, одеваемся в гардеробе. Еще пару месяцев назад мысль о беременности повергла бы меня в ужас. А сейчас… Все изменилось. Я вдруг поняла, что, несмотря на цинизм, чёрствость и безэмоциональность, Роман нуждается в любви и семье. Не нужно ждать от него любви. Нужно давать ее, тогда Роман раскрывается и отдает в ответ намного больше.
Со словами и признаниями у нас пока все сложно. Мой муж предпочитает разговаривать языком тела и поступками. Я привыкла к Роману. Нет, я не просто привыкла, а очень сильно привязалась к этому мужчине, настолько, что иногда страшно от своих чувств. Я принимаю Романа Калинина таким, какой он есть. И самое неожиданное для меня это то, что уже не хочу, чтобы он менялся. Мой муж сильный духом человек, и это хорошее качество для мужчины. Он раскрывается для меня, отзывается на ласку и становится мягче наедине со мной, а другим этого знать необязательно.
— А поехали к нам? — предлагаю Вере. Я пирог испекла, чаю выпьем, поболтаем, у меня кое-что для тебя есть.
— Да ну, как-то неудобно, — мнется подруга. — Может, в наше любимое кафе?
— Ну, во-первых, Роман будет только вечером. Во-вторых, он не такой страшный, как кажется, — усмехаюсь я. — Пошли, вчера Роман привез столько вкусняшек, а меня от них тошнит.
Беру подругу под руку и веду к стоянке.
Возле машины стоит Мирон. Последние несколько дней меня возит именно он, и я подозреваю, что и охраняет именно начальник безопасности. Роман настоял, ссылаясь на нелегкие времена. Я не понимаю, зачем такие меры безопасности, но не спорю с мужем.
— Эм… — тормозит подруга. — А где твой водитель? — хмуро посматривает на Мирона. А мужчина расправляет плечи и внимательно ее рассматривает.
— Сейчас Мирон мой водитель. Пошли, — тяну подругу.
— Ммм, может, я заеду к тебе завтра? — продолжает упираться Вера.
— Да что происходит? Дело в Мироне? — прищуриваюсь.
— Ладно, поехали, — решительно произносит она и уверенно подходит к машине, смотря Мирону в глаза, а он в ее. Они даже зависают друг в друге на время. А я наблюдаю. Тут только дурак не заметит, что между ними что-то происходит.
Мирон приходит в себя первый, открывает двери, и Верка быстро садится. Располагаюсь с ней рядом. Машина трогается, а я продолжаю наблюдать. Вера отворачивается к окну, а Мирон периодически заглядывает в зеркало заднего вида. Любопытство не дает покоя, но спрашивать что-то при Мироне я не решаюсь. Насколько я знаю, Вера до сих пор живет у Димки…
