— Нам разрешено гораздо больше, чем запрещено. — Лулана пыталась добиться от него более внятных ответов. — Но запретов тоже много, поэтому хотелось бы, чтобы вы говорили более конкретно. Чего вам не следовало делать, пастор Кенни?
— Убивать. — И по его телу пробежала дрожь.
Лулана посмотрела на сестру. Евангелина, с пакетом молока в руке, вскинула брови.
— Я это сделал, я сделал, сделал, сделал.
— Пастор Кенни, я знаю, что вы — мягкий и добрый человек. — Лулана вновь повернулась к пастору. — Что бы вы ни сделали, я уверена, все это не так ужасно, как вам сейчас кажется.
Он опустил руки. Наконец посмотрел на нее.
— Я убил его.
— И кто это мог быть? — спросила Лулана.
— У меня не было ни шанса, — в отчаянии прошептал пастор Кенни. — У него не было ни шанса. Ни у кого из нас не было ни шанса.
Евангелина нашла банку с наворачивающейся крышкой, начала наливать в нее молоко.
— Он мертв, — добавил священник.
— Кто? — настаивала Лулана.
— Он мертв, и я мертв. Я был мертвецом с самого начала.
В записной книжке мобильника Луланы хранились телефоны как многочисленных родственников, так и еще более многочисленных друзей. И хотя мистер Обри (Обри Пику, ее работодатель) продвигался к раскаянию гораздо быстрее, чем осознавал (но медленнее, чем хотелось Лулане), он оставался человеком с пугающим прошлым, которое могло в любой момент показать зубы и укусить его. Вот почему она держала в записной книжке номера рабочего, домашнего и сотового телефонов Майкла Мэддисона, на случай, если мистеру Обри понадобится коп, который захочет его выслушать. Она нашла фамилию Майкла, выдел ила номер сотового и нажала на клавишу вызова.
Глава 43
В викторианской гостиной без единого окна, упрятанной за двумя стальными дверьми, Эрика обходила огромный стеклянный ящик, разглядывая его со всех сторон. Поначалу ящик казался ей чрезмерно крупной шкатулкой для драгоценностей, но теперь она скорее воспринимала его как гроб, пусть тоже слишком большой и так не похожий на традиционные гробы.
У нее не было оснований предполагать, что в ящике находится тело. По центру плавало что-то темное, но конечности вроде бы не просматривались. И эта темная масса могла быть чем угодно.
Если же в ящике все-таки было тело, то принадлежало оно великану: примерно семи с половиной футов в высоту, больше трех в ширину.
Она внимательно осмотрела и места соединений стеклянных панелей, и бронзовый корпус в надежде найти скрытые петли, на которых могла откидываться крышка. Не нашла. Если верхняя панель и снималась, Эрике не удалось определить, как именно.
Постучав костяшкой пальца по стеклу, она определила по звуку, что толщина панели никак не меньше одного дюйма.
Эрика обратила внимание на то, что под тем местом, где она стучала по стеклу, в жидкости (или газе) образовалась воронка, как бывает, когда в воду бросают камень. Сначала в красновато-золотистой субстанции появилось сапфировое круглое пятно, потом оно превратилось в кольцо, и, наконец, прежний цвет восстановился.
Она стукнула еще раз, добившись того же эффекта. Потом трижды подряд, вызвав появление трех концентрических синих колец, которые быстро исчезли.
Хотя к стеклу костяшка ее пальца прикасалась лишь на мгновение, Эрике показалось, что стекло холодное. А вот положив на панель ладонь, она обнаружила, что стекло просто ледяное.
Эрика опустилась коленями на персидский ковер, заглянула в пространство под стеклянным ящиком, между изогнутыми бронзовыми ножками. Увидела электрические кабели и трубки различных цветов и диаметров, которые выходили из дна стеклянного ящика и исчезали в полу. Из этого следовало, что под викторианской гостиной находится еще одно помещение, с машинами, обслуживающими стеклянный ящик, хотя подвала под особняком вроде бы не было.
Виктору принадлежал один из самых больших участков в Садовом районе, собственно, он купил два участка и соединил два дома так элегантно, что заслужил похвалу хранителей исторического наследия. Реконструкцией интерьера занимались сплошь Новые люди, и департамент строительства получил далеко не всю информацию о том, какие велись работы.
Ее муж-гений мог сделать больше, чем целые университеты ученых. Его достижения особенно впечатляли с учетом того, что творить ему приходилось в строжайшей тайне и после смерти Мао Цзэдуна без финансовой поддержки со стороны какого-либо государства.
Эрика поднялась и вновь обошла стеклянный ящик, стараясь определить, где может быть голова, а где ноги, словно видела перед собой то ли кровать, то ли гроб. Но один узкий торец ничем не отличался от второго, вот Эрика и решила, руководствуясь исключительно интуицией, что изголовье должно находиться на максимальном расстоянии от двери.
Наклонившись к самой верхней панели, Эрика вглядывалась в красновато-золотистую полупрозрачную субстанцию, надеясь разглядеть хотя бы контуры темной массы, скрытой то ли жидким, то ли газовым саваном.
И когда ее губы отделяли от стекла каких-то два дюйма, Эрика позвала:
— Эй, привет! Кто там есть, привет!
На этот раз темная масса, находящаяся в субстанции, определенно шевельнулась.
Глава 44
Ник Собачий Нос стоял на краю котлована, глубоко вдыхая вонь, которую приносил легкий ветерок, поднявшийся на заходе солнца.
Час тому назад последний самосвал вывалил в котлован содержимое кузова, и ворота свалки «Кроссвудс» закрылись до утра. Теперь эта территория принадлежала только команде Ника. Целая вселенная, огороженная забором с натянутой поверху колючей проволокой.
Ночью у Новых людей отпадала необходимость скрывать свою сущность, прикидываться Старыми. Они могли делать все, что им заблагорассудится, не опасаясь, что какой-нибудь водитель, рожденный от мужчины и женщины, заметит странности в их поведении и доложит властям, что рабочие свалки вроде бы совсем и не люди.
В западном котловане команда Ника расставила на мусорном поле стойки с масляными лампами вокруг того участка, где они собирались провести церемонию захоронения. Зажигались лампы с наступлением ночи.
Учитывая остроту зрения Новых людей, они могли обойтись и без ламп, но последние подчеркивали торжественность церемонии. Новые люди, даже Гаммы, такие, как Ник, даже Эпсилоны, к которым относились все остальные, млели от театральных эффектов.
Эпсилоны, возможно, в наибольшей степени. Разумеется, более разумные, чем животные, в некоторых аспектах они очень уж напоминали животных простотой и наивностью.
И, по разумению Ника, чем дольше эти Эпсилоны жили на свалке «Кроссвудс» в компании одного-единственного Гаммы, то есть его, не имея никаких контактов ни с Бетами, ни с Альфами, тем слабоумнее они становились, все заметнее приближаясь к животным. Судя по всему, без общения с более умными и образованными классами Новых людей они не могли удержать в головах тот минимум знаний, который получили в резервуарах сотворения.
