– Прости, браток, – сказал я, поворачивая его на бок.
Несколько свинцовых убийц ударили мертвое тело. Снизу что-то громко зашипело. Аккуратно выглянув, я увидел клубящийся дым. Воспользовавшись этим, встал на колено, взял на прицел засевшего на опоре стрелка, который, на мое счастье, был занят сменой магазина, выжал спусковой крючок, отправляя душу врага к праотцам. Отбросив СВД в сторону, спустился со своей огневой точки и, перехватив свою G36, осмотрелся. Только сейчас до меня дошло, что стрельба во дворе практически закончилась.
– Тор! – донесся крик Полковника.
Приглядевшись сквозь рассеивающийся дым, я увидел друга, который сидел, опершись спиной о бетонную подушку одной из опор. Подбежав к товарищу, я увидел, что он ранен. Из продырявленного колена сочилась кровь, пропитывая ткань костюма. Перекинув руку друга через свое плечо, я аккуратно поднял его и повел к входу в административное здание. Усадив Дергунова на кафельный пол, достал из кармана оранжевую аптечку, вытащил шприц с антибиотиком и вколол его сквозь пробитую пулей штанину. Затем, сбросив с себя верх костюма, снял мокрую от пота майку и перетянул раненную ногу товарища. Кровотечение эта повязка пусть и не остановит, но заметно уменьшит. В тамбур, громыхая толстыми подошвами ботинок, ворвались Тихий и Маклауд.
– Все, атака «Возмездия» успешно отражена. Все живы? – спросил запыхавшийся лидер «Независимых».
– Вроде да, но Полковник ранен. Здесь есть медик?
– Костолом! – заорал на весь двор Тихий.
Через минуту в тамбур ввалился долговязый сталкер с изуродованной ожогом половиной лица. Взглянув на раненого, он худой рукой отодвинул меня в сторону и занялся Дергуновым.
– Зажми и немного потерпи, – сказал медик, достав из кармана кусок толстой резины и вставив его в зубы Полковника.
Напарник зажал челюстями самодельную капу и зажмурился до появления красного оттенка на лице. Костолом разрезал штанину, осмотрел рану, тяжело вздохнув, вытащил из внутреннего кармана куртки фляжку и полил ее содержимым раненое колено. Затем сам сделал глоток, вынул из висящего на поясе контейнера артефакт «кожа» и примотал его к ноге Дергунова.
– Пуля прошла навылет. Все, что требовалось, я сделал. Утром будет как новенький. Правда, костюм жалко. А ты молодец, грамотно оказал первую помощь, – сказал медик, хлопнув меня по плечу.
– Вместо того, чтоб на рану переводить такой напиток, лучше б дал хлебнуть, – с досадой сказал Полковник, выплюнув кусок резины.
– Балбес ты, – отозвался Маклауд.
– Это ж был настоящий Jack Daniels! Я его запах узнаю из тысячи!
Все дружно засмеялись, включая Костолома. Тихий помог переместить возмущающегося больного в одну из комнат на первом этаже и уложить его на старый продавленный диван. Оставив Полковника наедине с собой, мы вышли во двор, где нас дожидались Маклауд и Маша. Картина была удручающая. Тела погибших сталкеров, битый бетон, кирпичное крошево, сотни стреляных гильз.
– Стоп! – спохватился я. – Где Странник?
Обеспокоенные судьбой товарища, мы рассредоточились по всей территории. Каждый из нас всматривался в лица погибших, но нашего друга нигде не было. Остановившись, я посмотрел по сторонам. Взгляд упал на пролом в бетонном заборе. В траве за территорией лежало несколько трупов. Подойдя к ним, я увидел Странника. Он лежал на спине, раскинув руки в стороны. На его лице застыл удивленный взгляд, а во лбу зияло кровавое отверстие. На груди, как послание, убийца оставил гильзу с нанесенным изображением черной птицы. Такими патронами пользовался только Ворон.
Аккуратно прикрыв глаза мертвеца, я заскрипел зубами. Да, Странника мы знали совсем мало, но успели прикипеть к нему, особенно я. Не знаю почему, но этот человек напоминал мне отца. Мог успокоить одним взглядом или короткой фразой, дать дельный совет, прикрыть в бою. Моя ненависть к лидеру «Возмездия» возросла в разы.
– Твою мать! Как же так?! – раздался за спиной голос Маклауда.
Я ничего не сказал, лишь протянул ему найденную на теле гильзу.
– Ворон! Тварь! Паскуда! Чем ему Странник не угодил?! – взорвался лидер «Независимых».
Двадцать четыре свежие могилы, освещенные лучами заходящего солнца, – двадцать четыре павших бойца из отряда Тихого, навсегда упокоенных в радиоактивной земле. Среди них лежал и наш друг. На всю ночь были разведены костры. Каждый из них был посвящен одному из погибших. Печальная и немного жуткая картина.
Все, кто выжил в этой мясорубке, за исключением охраны, несущей караул, собрались в бывшей рабочей столовой. Повара приготовили поминальный ужин, накрыли длинный, сколоченный из деревянных досок стол. Собравшиеся были немногословны. Лишь изредка некоторые произносили длинные речи в память погибших друзей. Не дожидаясь остальных, я выпил стакан горькой и вышел во двор. Следом, хромая на раненую ногу, пришел Дергунов. На территории Железной рощи было тихо, лишь иногда издалека доносился вой радиоактивных собак. Зона жила своей жизнью. Для нее смерть – это обычное явление, на которое эта стерва не обращает никакого внимания. Я смотрел на небо, и впервые оно не успокаивало, а, наоборот, давило на мозги. Миллиарды звезд уставились с высоты в немом укоре. Словно я виноват в смерти Странника.
Сплюнув на бетон, я вернулся в столовую, выпил еще стакан огненной воды и попросил Тихого показать место, где можно выспаться. Мы поднялись на второй этаж, прошли по коридору и свернули в одну из множества дверей. Комната была небольшая. Кровать, стол, шкаф, стул – скромное убранство для Большой земли, но богатое для здешних мест. Мне большего и не нужно. Сухо, тепло и нет голодных тварей. Сбросив с себя уже изрядно потрепанный костюм, я лег на кровать, закрыл глаза и моментально отключился.
Проснувшись утром, я понял, что нахожусь в постели не один. На моем плече мирно сопела Маша. В голове возникло множество мыслей, которые тут же смешались и образовали настоящий хаос. Сердце бешено заколотилось, так и норовя выскочить из груди. Все внутри сжалось, как при падении с высоты. Странное, но очень приятное чувство, которое я никогда раньше не ощущал. Сколько женщин было в моей жизни, но ни одна из них ни разу не вызывала таких эмоций. Рука, на которой лежала девушка, затекла. Пальцы онемели. Но я боялся пошевелиться. Совсем не хотелось тревожить сон красавицы. Лежал и смотрел на ее прекрасное личико. И тут я осознал, что влюбился. Окончательно и бесповоротно. Что готов бросить к ее ногам весь мир. Свернуть горы и отдать жизнь.
Глубоко вдохнув, Маша открыла свои красивые глаза и, посмотрев на меня, – улыбнулась.
– Доброе утро, – прошептала она.
В ответ я лишь улыбнулся.
Девушка повернулась, обняла меня и поцеловала. Этот поцелуй был слаще меда и крепче самого старого виски. Обхватив руками ее хрупкое тело, я прижал ее к себе, желая, чтобы этот момент никогда не кончался.
Романтическую обстановку нарушил стук в дверь и голос Полковника:
