Джеймс Бейкер, госсекретарь Буша-старшего, советовал президенту заручиться серьезной поддержкой международного сообщества, прежде чем взяться за Саддама: «Затраты во всех областях будут намного больше, как и политический риск, внутренний и международный, если мы в конечном итоге сделаем это в одиночку или всего лишь с парой других стран».
И я, и Дик Лугар чувствовали, что слушания имели успех, и, быть может, даже слишком большой успех. Двадцать шестого августа на выступлении перед ветеранами зарубежных войн вице-президент Чейни начал публичную кампанию по опровержению всего того, что было сказано на слушаниях, играя на иррациональных страхах людей перед оружейными запасами Саддама Хусейна, а также перед его готовностью пустить в ход оружие.
Иракский режим действительно увлекся усилением своего потенциала в разработке химического и биологического оружия. Ирак продолжает работать над ядерной программой, начатой много лет назад. Это не оружие, направленное на защиту Ирака, это наступательное оружие с целью массового уничтожения, разработанное затем, чтобы Саддам мог угрожать кому угодно в своем регионе или за его пределами. …Многие из нас убеждены, что скоро в руках Саддама окажется ядерное оружие. …Проще говоря, нет никаких сомнений в том, что в распоряжении Саддама Хусейна теперь есть оружие массового уничтожения. И он, вне всякого сомнения, собирает его, чтобы обратить против наших друзей, против наших союзников и против нас.
Разногласия между Пауэллом и Чейни-Рамсфелдом казались серьезнее, чем когда-либо, и я не был уверен в том, кому из них удалось склонить президента на свою сторону. За отношениями Чейни и Буша было интересно наблюдать. Оказавшись в комнате с ними двумя, тут же понимаешь, кто здесь главный — и это Джордж Уокер Буш. Президент обращается с Чейни так же, как он обращается со своим правительством, со своими сотрудниками и со всеми вокруг себя. Я бы не удивился, услышав, что Буш говорит: «Дик, принеси-ка мне чашечку кофе», — и увидев, как Чейни вскакивает и уточняет, добавлять ли в кофе сахар и сливки. Когда я присутствовал на собраниях, где были они оба, Чейни говорил мало. Он просто сидел и слушал, похожий на большую лягушку на бревне. Но когда все уходили, Чейни оставался. Как я предполагал, для того, чтобы дать свой совет.
Во главе с Бушем администрация все еще не говорила ничего определенного. Президент сделал решительный шаг в верном направлении, отправившись 12 сентября в ООН, чтобы доказать, что мир обязан заставить Саддама Хусейна выполнить свое обещание разоружиться после войны в Персидском заливе в 1991 году. Газета Washington Post похвалила президента Буша за то, что он призвал ООН к действию: «Чтобы к требованиям [Совета безопасности ООН] в Багдаде относились серьезно, — гласила редакционная статья, — они должны каждое сопровождать сроком выполнения и санкционировать применение силы в случае неповиновения». Я публично поддержал президента, потому что считал, что он поступил правильно, обратив внимание общественности на Саддама. Если международное право — не пустой звук, то Организации Объединенных Наций пора привести в исполнение резолюцию десятилетней давности, призывавшую Ирак разоружиться и так, чтобы это могли проверить ее инспекторы. «На протяжении более десяти лет Саддам пренебрегал волей международного сообщества, неоднократно отказываясь от своего обязательства уничтожить иракские запасы оружия массового уничтожения, — сказал я на следующий день после выступления Буша. — Наш президент правильно поступил, отправившись в ООН и напомнив всем о том, что Саддам Хусейн — это проблема мирового уровня, и что они обязаны действовать».
Примерно в то же время некоторые чиновники Госдепартамента начали делиться своими опасениями по поводу Чейни, Рамсфелда и неоконсерваторов в министерстве обороны. «Черт бы побрал этих придурков за рекой [в Пентагоне], — жаловался мне по телефону один высокопоставленный чиновник Госдепартамента. — Они просто чокнутые. Они сумасшедшие». Но я все еще был уверен, что президент мог по достоинству оценить то, что делали чиновники Госдепартамента, и что госсекретарь Пауэлл и высокопоставленные генералы из Пентагона могли удержать Буша от развязывания ненужной войны в Ираке.
Примерно через неделю после визита Буша в ООН Белый дом направил в Конгресс проект резолюции, которую они хотели принять. «Президент, — говорилось в нем, — уполномочен использовать все средства, которые он сочтет целесообразными, включая применение силы, для обеспечения выполнения упомянутых выше резолюций Совета Безопасности Организации Объединенных Наций, а также защиты интересов национальной безопасности США от угрозы, исходящей от Ирака, и начала международного мирного процесса с обеспечением безопасности региона». Текст можно было трактовать широко. В резолюции фактически утверждалось, что даже после того, как Саддам Хусейн разоружится, президент сможет развязать войну из-за отказа Ирака вернуть пленных Бахрейна. Один из моих коллег-республиканцев в комитете по международным отношениям, Чак Хэйгел из Небраски, только качал головой, глядя на свободу действий, которую Белый дом просил Конгресс предоставить президенту. «Там было написано „весь регион“! — скажет Хэйгел одному репортеру несколько лет спустя. — Они могли отправиться и в Грецию, и вообще куда угодно. Входит ли Центральная Азия в этот регион? Думаю, что да! Черт возьми, было ясно, что они имели в виду весь Ближний Восток. Что угодно. Буквально все. Никаких границ. Никаких ограничений». Незадолго до этого Белый дом уже рассматривал возможность обойти Конгресс. Юрисконсульт Белого дома Альберто Гонсалес уже направил президенту докладную записку, в которой говорилось, что ему не нужна одобренная Конгрессом резолюция, чтобы развернуть военные действия в Ираке.
Хэйгел, Лугар и я немедленно приступили к разработке резолюции с формулировками, дающими президенту право применять военную силу для разоружения Саддама только в том случае, если иракский диктатор откажется выполнять требования ООН — и только после того, как другого выхода не останется. Наш проект резолюции обязывал Белый дом докладывать Конгрессу о своих дипломатических успехах в ООН и твердо стоять на том, что оружие Саддама будет представлять серьезную угрозу для США, если Буш развяжет войну без поддержки ООН. Мы также призвали Белый дом докладывать Конгрессу об успехах в поисках союзников для любых военных действий в Ираке. После слушаний, состоявшихся прошлым летом, мы втроем хотели убедиться, что американский народ понимает, во что на самом деле обойдется решение президента Буша втянуть нас в войну в Ираке. Я хотел убедиться, что люди знают о величине расходов на военные действия в долларах. В прогнозе советника Белого дома по экономическим вопросам значилась сумма в 100–200 миллиардов (и эта оценка стоила ему работы). Судя по тому, что я слышал на слушаниях в комитете по международным отношениям, цена обеспечения мира будет еще выше. С учетом значительного снижения налогов Бушем нам пришлось бы отказаться от многих внутренних программ — или взвалить на плечи следующих поколений немалый долг. Американский народ имел право располагать этой информацией. И уж точно заслуживал, взвесив все варианты, знать, насколько мы можем задержаться в Ираке. «Мы должны ясно дать понять американскому народу, что обязательства по Ираку мы возьмем на себя надолго, — говорил я после слушаний. — Считаные дни вполне могут растянуться на десятилетие».
