Мои родители могли бы сказать, что мы влюблены — это было несложно заметить, — и они боялись за меня… за нас. Хантеры тоже могли это видеть, но они не были так уж уверены. Можно было сказать, что я нравлюсь ее отцу, но он находился под влиянием своей сестры, которая занимала видное положение в пресвитерианской церкви в Оберне. Как-то поздно вечером в пятницу, после долгой поездки из Уилмингтона, Нейлия, как обычно, встретила меня у двери, но в дом мы не вошли.
— Подожди, Джоуи, — сказала она. — Папа не хочет, чтобы я с тобой виделась.
Я подумал, что умру на этих ступеньках. Неужели все кончено?
— Это из-за того, что ты католик. Но я сказала ему: «Не заставляй меня выбирать, папа. Не заставляй».
В итоге мистер Хантер отступил. Он никогда мне ничего не говорил и больше не поднимал с ней эту тему. И если раньше могли быть какие-то сомнения, то теперь я был абсолютно уверен. Я знал, что мы поженимся. Я устроился на заправку на ближайшей пристани, чтобы провести последний месяц летних каникул в Сканителесе. Затем мне нужно было решать что-то насчет занятий футболом.
Ожидалось, что мы вернемся к тренировкам за две недели до начала осеннего семестра, и это значило, что мне придется оставить Сканителес на две недели раньше. Я понял, что если я буду играть в футбол, то буду занят по выходным. Я почти не смогу видеться с Нейлией в сентябре, октябре, ноябре… до самого декабря, если мы будем играть в турнирах плей-офф.
Я позвонил тренеру за несколько недель до начала сезона.
— Тренер, я не приду.
— Кто это?
— Это Джо Байден. Я не буду играть в этом сезоне.
— Байден?! Ты хоть понимаешь, что у тебя есть шанс играть в этом году?
— Я знаю, тренер, но я не приду. Я не буду играть… Слушайте, я тут встретил девушку, и она в Сиракузском…
И тут я услышал гудки. Он повесил трубку.
Весь осенний семестр мне удавалось выстраивать свое расписание таким образом, чтобы в пятницу не было занятий и я мог выезжать пораньше. Когда не мог арендовать машину, то ехал автостопом. Я даже нашел способ профинансировать свои поездки к Нейлии. Собрав компанию парней, я начал перегонять машины для своего отца и других дилеров. Нам платили по десять долларов за машину, которую нужно было переправить на пароме. Каждую пятницу я одалживал «универсал» и вез шесть или семь парней на автомобильный аукцион в Манхейм неподалеку от Ланкастера в Пенсильвании. Я платил им по пять долларов за каждую машину, которую они перегоняли на парковки к дилерам в Уилмингтоне. В школу они возвращались автостопом, а я каждые выходные зарабатывал почти тридцать долларов. Когда мне везло, я зарабатывал сто долларов чистыми.
В Сканителес и обратно я обычно ездил один. Однажды я даже побил свой собственный рекорд скорости — 320 миль за пять часов. Я очень торопился — в дороге у меня было много времени, чтобы продумать наше с Нейлией будущее, и я размышлял. Через год будет выпуск. Дальше — школа права. Потом — свадьба, дети. Нейлия хотела пятерых, и я не возражал. Она сказала, что не хочет откладывать их рождение, поэтому мы будем еще сравнительно молоды, когда они вырастут. Мы говорили о большом доме в тюдоровском стиле, окруженном деревьями, которые риелторы называют «зрелые насаждения». Я стану адвокатом, буду работать в суде и открою собственную фирму, а потом буду баллотироваться на государственный пост. Когда рядом со мной появилась Нейлия, это уже было скорее планом, чем фантазиями. Никто вне моей семьи не верил в меня так, как верила Нейлия. И когда я смотрел на себя ее глазами, то мне казалось, что возможно все. Теперь я видел полную картину — юридическую фирму, объявление избирательной кампании, выступления, путешествия, ночь победы. Я работаю и приношу пользу. Видеть — это означало видеть все до конца. И я предвкушал перемены. Я знал, как мы с Нейлией будем выглядеть, что я буду говорить, чем я хочу заниматься на службе. Когда мы беседовали с Нейлией, я не просто рассказывал ей о самой должности, я объяснял, как смогу использовать свое положение для того, чтобы сделать жизнь людей лучше. И Нейлия соглашалась. Мы почти всегда соглашались друг с другом. Наша совместная жизнь стала бы по-настоящему захватывающей. «Мы сможем это сделать, — вот как она обычно говорила. — Я тебе обещаю».
Следующим шагом было поступление в школу права, и поскольку Нейлия уже преподавала в Сиракузах, я подал документы в юридический колледж при Сиракузском университете. Теперь, когда Нейлия стала частью моего будущего, я стал еще более целеустремленным. Никогда еще я не относился к своим занятиям так серьезно. Свою дипломную работу я написал о конгрессмене, который был родом из той же северной части штата Нью-Йорк, где жили Хантеры. Я счел разумным ознакомиться с политической обстановкой в северной части штата на случай, если Нейлия вдруг захочет остаться дома.
В последующие два семестра мои оценки стали лучше, и я успешно сдал вступительный тест. В январе, когда я отправил свое заявление, у меня были приличные оценки по экзаменам и рекомендательные письма от профессоров. «Талант мистера Байдена раскрылся не сразу, но в последний год учебы он показал выдающиеся результаты… В последнее время мистер Байден проявлял в своей работе незаурядные способности… Я уверен, что теперь его дела идут намного лучше… У меня сформировалось высокое мнение о его базовых навыках и быстро растущем профессионализме, и это не предел… Я ожидаю с его стороны стабильного прогресса в сфере юриспруденции… Складывается впечатление, что он обладает врожденными способностями к юридической деятельности, даром аргументации, является компетентным, отличается готовностью занять четкую позицию и аргументированно ее защищать». Должно быть, мое желание было трудно не заметить. Преподаватель школы, несколькими неделями позже проводивший со мной собеседование в Сиракузском университете, счел мои способности приемлемыми, но отметил не столько мои академические успехи, сколько стремление к ним. «Мотивация, — написал он, — кажется убедительной».
В марте 1965 года в дом моих родителей в Уилмингтоне пришло письмо: «Уважаемый мистер Байден! Рады сообщить, что вы приняты в наш юридический колледж. Начало занятий с сентября 1965 года. Будем рады видеть вас…» — и вот первый шаг был сделан. Но когда я сел и прикинул стоимость первого года обучения, то насчитал 3600 долларов. И хотя от денег за летнюю работу у меня осталось шестьсот долларов, но финансовое положение моего отца было крайне стесненным. Джимми посещал государственную среднюю школу, Вэл училась в университете, а Фрэнк — в частной школе. Помимо трат на образование отец имел расходы по счетам от врачей и дантистов. Я подал заявку на оказание финансовой поддержки, и моему отцу пришлось объяснить нашу ситуацию. «Выделить более пятисот или шестисот долларов на его обучение в магистратуре для меня практически невозможно. Единственное мое сожаление состоит в том, что я осознаю необходимость этого прошения». Фонд выпускников оплатил половину стоимости моего первого года обучения, а штат Делавэр оплатил вторую. При этом у меня все еще оставалось много других расходов. Это означало, что мне также придется работать.
Декан юридического колледжа устроил меня на должность помощника при общежитии для студентов-бакалавров, и это обеспечило мне жилье и питание. В общежитии я стал наставником первокурсника, который сильно заикался. Его звали Брюс Бальмут, он был родом из Балстон Спа. Я потратил немало времени на то, чтобы укрепить уверенность Брюса. Я брал его с собой в поездки к Нейлии и познакомил со своими друзьями. Я также показал ему, каким образом я сам борюсь с заиканием, делая упражнения перед зеркалом. К концу первого семестра Брюс мог цитировать Эмерсона так же, как и я.
