В основном благодаря Нейлии в моей новой адвокатской фирме дела шли успешно. Когда мы выиграли наше первое серьезное дело, я получил чек на пять тысяч долларов на имя Джозефа Робинетта Байдена-младшего. Это был первый чек на крупную сумму в моей жизни. Этот чек не избавил нас от финансовых проблем, но мы с Нейлией чувствовали, будто можем купить весь мир. Поэтому мы отправились в лучший мебельный магазин в штате и купили кровать с балдахином, гарнитур в столовую и большой письменный стол в мой офис. Счет на оплату получился солидным — может быть, больше среднего чека из магазина, — но мебель того стоила. Кровать и гарнитур для столовой соответствовали уровню такого места, как Норт Стар, и Нейлия сказала, что я заслужил письменный стол, соответствующий статусу главы крупной фирмы. Более практичные молодые люди, возможно, держались бы осторожнее. Но это была наша авантюра, а Нейлия была уверена в нашем будущем: «Мы должны покупать качественные вещи, — сказала она мне в тот день в магазине. — Мы должны покупать то, что прослужит нам всю жизнь».
Глава 4
Двери распахиваются
Находясь в таком месте, как Hub Motel, вы не ждете от него ничего особенного. Hub был типичным мотелем без изысков в Довере, штат Делавэр. В номере была пара кроватей с синтетическими простынями, встроенный в стену дешевый стол из ДСП и маленькая ванная. Таким было мое жилье на несколько дней внеочередного съезда летом 1971 года, поскольку Hub предоставил проживание большинству членов Демократической партии штата Делавэр. Я готовился к встрече в местной средней школе — брился, стоя полуголый у раковины, — когда услышал стук в дверь. Стоило мне ее открыть, как мимо меня проскользнули и уселись на кровать оба старейшины Демократической партии Делавэра — Генри Топел и Берт Карвел. Я даже подумал, не натворил ли чего случайно, и попросил их подождать минуту, пока я надену брюки.
Пока я стоял, все еще полуодетый, Топел и Карвел обратились ко мне с неожиданным предложением. «Джо, ты просил нас баллотироваться в Сенат. Но мы считаем, что баллотироваться должен ты». Нужно сказать, что никто в моей семье никогда не был знаком ни с одним сенатором Соединенных Штатов. Я даже не вполне уверен, знал ли кто-нибудь в моей семье кого-то, кто был знаком с сенатором Соединенных Штатов. Первая моя мысль была: не слишком ли я молод. Пришлось прикинуть. Выборы состоятся в ноябре 1972 года. В конце этого же месяца мне исполнится тридцать, значит, я смогу принять присягу до начала новой сессии в январе 1973 года. До принятия присяги будет пять недель.
Топел и Карвел знали, что я не собирался больше баллотироваться в Совет округа. Об этом позаботились радикалы Республиканской партии. Они могли увидеть во мне восходящую звезду, поэтому после переписи 1970 года они позаботились о том, чтобы заново обозначить границы моего округа. Срок действия моего мандата в новом округе заканчивался в 1972 году, а процент республиканцев там вырос с 55 % до более чем 60 %. Я слышал, как они тогда об этом шутили. Они считали это очень забавным. Деваться мне было некуда: или наверх, или за дверь.
Однако имелось много причин для того, чтобы не баллотироваться в Сенат. Я занимался своей юридической фирмой. У нас с Нейлией было трое детей. Требовалось свободное время, чтобы привести в порядок Норт Стар: покрасить амбар, сделать посадки вокруг бассейна, кое-что подремонтировать. Нейлии я сказал, что почти все смогу сделать сам с помощью братьев и пары друзей. Да и сама по себе избирательная кампания была делом нелегким. Если занимавший тогда эту должность республиканец Джеймс Боггс выставил бы свою кандидатуру, моя победа была бы маловерояной. В досрочном голосовании Боггс уверенно победил демократа Берта Карвела, дважды избиравшегося на пост губернатора штата Делавэр. Два возможных преемника Боггса — конгрессмен Соединенных Штатов Пьер «Пит» Дюпон IV и мэр Уилмингтона Хэл Хэскел — обогнали самых популярных демократов. Я стал встречаться с партийными лидерами в округах Сассекс и Кент, но за плечами у меня было только избрание в Совет Ньюкасла — небольшого округа в предместьях Уилмингтона. Поэтому я сказал делегации, сидящей в мотеле Hub на двух составленных односпальных кроватях, что мне нужно подумать.
И вот с того момента я уже не мог не думать об этом. Скольким двадцативосьмилетним выпадает шанс хотя бы задуматься о таком повышении? Я знал, что пост сенатора позволит повлиять на такие важные для меня проблемы, как война и мир, окружающая среда, преступность, гражданские права, права женщин. Я также был уверен, что пост сенатора даст шанс сделать Делавэр и всю страну лучше. Я действительно смог бы помогать людям так, как хотел. Поэтому я начал обсуждать с людьми выдвижение своей кандидатуры. Однажды вечером, после заседания комиссии я поехал домой с моим другом Бобом Каннингемом, реформатором в нашей партии. Он был старше меня лет на десять и знал все ходы и выходы в политической жизни Делавэра. Я хотел знать, что думает Боб, так как уважал его мнение. Мы сидели в его машине перед Hotel du Pont. «Слушай, Боб, мне тут советуют баллотироваться в Сенат Соединенных Штатов, — сказал я ему. — Как ты считаешь, стоит ли отнестись к этому серьезно?» Он посмотрел мне в глаза и произнес: «Думаю, стоит. И очень серьезно».
Нейлия тоже считала, что мы способны на это. Обсуждения начались с самого возвращения из Hub Motel, но разговоры быстро утомляли ее. В глубине души ей хотелось, чтобы я остался юристом и открыл практику. Она мечтала, чтобы я стал судьей Верховного суда. Вместе с тем она понимала, что я совсем не хотел этого. И знала, что нам пора было уже выбрать что-то одно. Прошло время, когда можно было держать несколько вариантов про запас. «Джоуи, тебе следует как-то определиться. Ты тратишь по сорок с лишним часов в неделю на создание юридической фирмы. Ты тратишь по сорок с лишним часов в неделю на Совет округа. Делая и то и другое одновременно, ты убьешь себя. Если политика — это то, чего ты хочешь, давай делать это, — но только это».
В предвыборной гонке в Сенат моим большим преимуществом было то же, что и в целом по жизни: семья Байденов, особенно сестра и братья.
Вэл руководила каждой кампанией, в которой я участвовал, — в школе, колледже, вплоть до Совета округа. И с новой кампанией она также справилась бы. Можно было даже не спрашивать. Фрэнки еще учился в школе, поэтому он мог привлечь волонтеров-подростков. Джимми, в тот год заканчивавший Делавэрский университет, взял на себя самую тяжелую работу: он должен был заниматься сбором денежных средств.
Летом 1971 года на семейном совете мама была единственной, кто сомневался. «Джоуи, — сказала она, — судья Квиллен говорит, что ты очень способный молодой адвокат. Ты ведь не будешь избираться в Сенат и портить себе репутацию, не так ли?» Но как мне это представлялось и как я ей это объяснил, никакого риска в моих выборах в Сенат не было. Только немногие люди вне нашей семьи считали, что у меня есть реальный шанс выиграть, поэтому я полагал, что даже если я проиграю, люди будут говорить: «Вот славный парень. Это серьезный парень». В кампании я не видел ничего, что могло бы мне навредить. Я был уверен, что стану сильным кандидатом. И вообще-то я верил в свою победу.
Как только маму уверили в том, что мое будущее в безопасности, проиграю я или выиграю, она стала энергично помогать. В первые же месяцы она внесла свою лепту в организацию «кофейных встреч» вроде тех, что устраивались во время предвыборных кампаний семьей Кеннеди-старшего. Мы даже пригласили Мэтта Риза — помощника Кеннеди-старшего, помогавшего их организовывать. Мы провели сотни таких встреч по всему штату: по десять в день, дважды в неделю, за полгода до того, как я объявил о своем участии в выборах. Знающие люди спрашивали: «Почему ты не расскажешь прессе о том, что ты делаешь? Выпускай пресс-релизы». Но я хотел лично встретиться с максимальным числом избирателей, чтобы они увидели и услышали меня до того, как я заявлю свою кандидатуру. Весь 1971 год и начало 1972 года «кофейные встречи» проводились без широкой огласки. Мы начинали в восемь утра — мама, Нейлия, Вэл и я. Вэл следила, чтобы на каждую встречу собиралось не менее тридцати женщин, что было проще в то время, потому что лишь немногие женщины работали. Она находила в районе какую-нибудь хозяйку, согласную принять гостей, и просила ее дать нам имена и телефоны, по крайней мере, сорока соседок. Потом, после того как Вэл выясняла, придут они на кофе или нет, эта новость разносилась по кварталу, и женщины начинали приглашать друг друга. Мы приносили кофе и пончики и рассаживали пришедших в гостиной хозяйки. Я приходил с мамой на первую встречу в восемь. Моя сестра готовилась ко второй, начинавшейся в девять, а Нейлия занималась подготовкой встречи, стартовавшей в десять утра. В четверть девятого я оставлял маму и шел к Вэл. Мама оставалась еще на полчаса, затем появлялась на одиннадцатичасовой встрече. Мама, Вэл, Нейлия и я крутились так целый день, иногда успевая посетить до десяти «кофейных встреч». Иногда с нами были наши дети. Мы просто переносили их от дома к дому, в плетеных корзинах. Если мы возвращались из южной части штата, полночь могла наступить прежде, чем наш «универсал» подъезжал к дому. Нейлия, Бо, Хантер и недавно появившаяся на свет дочь Наоми — все они были со мной и мирно спали в машине. К концу тех долгих дней я встретился и познакомился с более чем тремя сотнями людей. Я действительно разговаривал с ними и слышал их в течение тех сорока пяти минут, которые проводил в каждом доме.
