Позже она раскрыла мне причину своего поступка: «Если бы я отказала тебе в твоей мечте, — сказала она, — я бы вышла замуж не за того человека, которого полюбила».
Глава 8
Трансформации
В июне 1977 года в нью-йоркской часовне ООН нас с Джилл обвенчал католический священник. Мы никому об этом не рассказывали, кроме родных и самых близких друзей, — не хотели внимания прессы. На самой церемонии были только члены семьи, но и их набралось почти сорок человек. Бо с Хантером стояли с нами у алтаря: они считали, что мы женились вчетвером. Джилл была очень благодарна, что мы не стали раздувать церемонию до громкого публичного события, но все же я замечал, как она нервничала с приближением назначенного дня. В заветное утро она проснулась в пять утра и немного паниковала. Но как только мы обменялись клятвами, я почувствовал, что ее сомнения улетучились. У нас был большой предсвадебный обед в ресторане Sign of the Dove, и во время тостов я поглядывал на наших с Джилл родителей, радуясь, как они за нас счастливы.
Когда все закончилось и родные разошлись по домам, для нас четверых начался медовый месяц. Сперва мы с Джилл задумывались о большой поездке вдвоем, когда появится больше свободного времени, но в итоге решили: раз уж мы женились вчетвером, то и медовый месяц должны провести с мальчиками. Мы сняли два прекрасных номера в отеле и дали мальчикам выбрать, какой им понравится больше всего. В тот вечер мы поехали посмотреть бродвейский мюзикл «Энни», и Джилл в толпе заметила Джекки Кеннеди. После мы хотели где-нибудь поужинать, но мальчики так устали, что мы просто захватили гамбургеры в Blimpie’s и отправились в отель.
В тот вечер я почувствовал, что моя жизнь окончательно восстановилась. Я был без ума от Джилл и знал, что она станет мальчикам чудесной матерью. Вместе с тем, казалось, что стать матерью было не самой трудной задачей. Незадолго до нашей свадьбы я спросил, не сложно ли ей выходить за меня, понимая, насколько я когда-то обожал Нейлию. Она уверенно ответила: «Поэтому я и выхожу за тебя. Если кто-то однажды смог так сильно полюбить, то сможет и еще раз». В тот миг я осознал, что со мной сделала любовь Джилл: она разрешила мне снова стать собой. Как бы глубока ни была боль от потери Нейлии, я не стал выстраивать броню вокруг моего сердца. Всю свою жизнь мной управляли мои страстные влечения, хорошо это или плохо, будто мне всегда было необходимо идти на риск, чтобы почувствовать себя живым. Джилл дала мне понять, что страсти по-прежнему кипят во мне.
Ее перевоплощение в маму для мальчиков прошло практически безболезненно, но не обошлось и без трудностей. Последние три года моя мама помогала Вэл с Бо и Хантером, и ей было сложно разом все бросить. Поначалу она звонила Джилл почти каждый день, напоминая о разных мелочах — вежливо и не очень. «Если Бо жалуется на больное горло, нужно срочно звонить врачу. Знаешь, мальчикам нужно купить новые кроссовки, скоро им на баскетбол». Больше всего Джилл расстраивало скрытое в ее голосе недоверие и беспокойство за мальчиков. Я знал, что с этим делать, и, по иронии судьбы, именно мама когда-то преподала мне этот урок. Джилл стала моей женой, и я был обязан поддерживать ее на все 100 %. Я сказал маме, что теперь пришла очередь Джилл заботиться о мальчиках, и я ни на секунду в ней не сомневался.
Меня восхищало, как она выстраивала отношения с мальчиками. Ее терпению можно было только позавидовать. Конечно, все происходило постепенно. Но я никогда не забуду, как я впервые увидел ее, бегущую к Бо и Хантеру с распростертыми объятьями. Я хотел возвращаться домой как обычно, поэтому попросил лидера большинства составить расписание голосований так, чтобы я успевал на пятичасовой поезд. И я был рад, что мой стол находится в заднем ряду зала заседаний — так было проще выйти первым. Тем не менее именно Джилл стала тем родителем, который приходит к мальчикам в школу, чтобы угостить хот-догами или помочь в библиотеке. Она отвозила их на спортивные занятия или к бойскаутам. Она собирала им обеды. Было много вечеров, когда им приходилось ужинать втроем. А когда я приходил, Джилл весело рассказывала, как искренне мальчики старались помочь ей по хозяйству. Во время первой недели нашей совместной жизни Бо сказал ей:
— Джилл, а ты не собираешься заняться стиркой?
— О чем ты, Бо? — сказала она. — Обычно я занимаюсь ей раз в неделю.
Она еще не понимала, сколько грязного белья скапливается у двух мальчишек.
— Скорее всего, тебе придется ставить стирку каждый день, — вежливо объяснил Бо.
У них даже были свои шпионские приключения. Несколько лет спустя, когда Джилл показалось, что она беременна, она закинула Бо с Хантом в машину и отправилась в аптеку за тестом. Она не хотела, чтобы ее узнали в аптеке и потом все это попало в газеты, поэтому обмотала платком свои узнаваемые светлые волосы и надела темные очки, попросив мальчиков оставаться в машине, пока она покупает кое-что секретное. Так что мальчики еще до меня узнали, что у нас будет ребенок. Джилл часто вспоминает, как они тогда обрадовались. Она сказала, что они сами могут выбрать имя сестре, и Бо с Хантером решили назвать ее Эшли.
Однажды, когда они были на заправке, работник станции спросил ее:
— Сколько литров, сладкая?
— Мам, — сказал Бо, когда тот отошел, — если он еще раз назовет тебя сладкой, мне придется выйти и серьезно поговорить с ним.
Вот что еще меня поразило. Мы с Джилл никогда не говорили об этом ни друг с другом, ни с мальчиками, но однажды я заметил, что они больше не называют ее Джилл. Они называют ее мамой. Нейлия навсегда осталась для них мамочкой, а Джилл стала мамой. Я вроде как привык быть главным, но на самом деле именно Джилл и мальчики формировали контуры нашей новой семьи. Сначала я даже не знал, что делать с фотографиями Нейлии в доме, но Джилл упростила мне эту задачу: когда она приняла нас с мальчиками, она приняла и все остальное. Мальчики ездили в гости к родителям Нейлии в Сканителес почти каждый год во время пасхальных каникул и летом. Если я застревал в Сенате или был занят предвыборной кампанией, Джилл сама отвозила мальчиков на север. Она звонила Хантерам, чтобы похвастаться, что один из мальчиков получил пятерку на экзамене или хорошо показал себя в игре. Джилл уважала нашу память о Нейлии и всегда говорила, что, если с ней что-нибудь случится, она надеется, что я точно так же сохраню память о ней для мальчиков.
«Как ты можешь убрать отсюда Нейлию? — однажды сказала она. — Нейлия здесь, и мне приятно чувствовать, что она — часть всего этого. Она оставила мне двоих прекрасных детей. Знаю, это прозвучит странно, но иногда мне кажется, что она наблюдает за нами».
Несколько лет спустя мне позвонили в Сенат: выходила статья о моей семье, и специалист по проверке фактов никак не могла разобраться в одном вопросе. Она читала о Нейлии с Наоми и об аварии, но когда Бо и Ханта спросили об их «мачехе» Джилл, они ответили: «У нас нет мачехи».
Бо с Хантером давно все решили: Джилл — мама.
«Она тебе понравится, Джо, — говорил тогда Фрэнк. — Ей не нравится политика». Что ж, Джилл приняла боевое крещение во время избирательной кампании в Сенат 1978 года, и началось все с большого мероприятия-открытия летом 1977 года, сразу после того, как мы поженились. Мы устроили пикник в местной школе для всех волонтеров первой кампании. Там были тысячи сторонников Байдена, и все они хотели встретиться с Джилл. Они напоминали о событиях 1972 года, будто сам факт нашей встречи раздувал тлеющие угли ощущений от той невероятной победы пятью годами ранее. Я с сочувствием наблюдал за своей новой женой, когда каждый волонтер подходил к ней поздороваться. «Я знал Нейлию, — говорили они. — Она была таким замечательным человеком». И Джилл проглатывала все это с невероятным изяществом. «Дорогая, прости меня, — сказал я ей, когда пикник закончился. — Я знаю, эти люди не очень хорошо подумали, прежде чем начали говорить». Она сказала, что все понимает.
