Когда Майк Мэнсфилд ушел в отставку, Хамфри попросил меня поддержать его кандидатуру на место лидера большинства. Я не мог ему отказать. Когда он попросил именно меня выдвинуть его кандидатуру на кокусе демократов, я счел это за честь. Тем временем его главный оппонент Боб Берд тоже попросил моей поддержки. Когда я сказал председателю Берду, что уже выступаю за Хамфри, он спросил меня, поддержу ли я его в перебаллотировке, если ни у кого не будет достаточно голосов. Я сказал ему, что все еще буду с Хамфри. Затем он спросил, что будет, если Хамфри вылетит. Я сказал ему, что следующим я уже пообещал Фрицу Холлингсу. Берд был непреклонен.
И все же Берд наверняка удивился, когда на кокусе я поднялся, чтобы выдвинуть кандидатуру Хамфри. Имя Берда уже было произнесено, когда я попросил предоставить мне слово, — все было очень формально. «Сенатор от Делавэра, — объявил Иноуэ, который председательствовал. — Сенатор Байден».
«Я выдвигаю кандидатуру Хьюберта Хамфри на должность лидера Сената Соединенных Штатов», — сказал я. Но не успел я начать свою речь об особых заслугах Хьюберта Хамфри и о том, почему он достоин стать лидером, как сам Хамфри попросил дать ему слово. «Джо! Я люблю тебя. Я люблю тебя. У меня нет слов, чтобы тебя отблагодарить… Это так прекрасно!» Затем Хамфри объяснил, что незадолго до кокуса он говорил с Бердом, и, к моему изумлению, добавил: «И я предлагаю, чтобы мы единогласно выбрали Боба Берда нашим новым лидером».
Итак, Берд стал нашим новым лидером даже без голосования, а я стоял с открытым ртом. Из-за Хамфри я сам себя подставил. Он не потрудился сказать мне, что заключил сделку с Бердом. Почти все в зале смеялись над этим. Таков был Босс — геройствующий, щедрый и эгоцентричный. Он не подумал, как все это может повлиять на меня. В нем не было ни капли жестокости, но Босс просто не мог устоять перед тем, чтобы посмотреть, как кто-то, кто им восхищается, выдвигает его кандидатуру. Увы, у Боба Берда тоже был особый нрав. Я явно усложнил себе будущие отношения с нашим новым лидером. Джон Калвер поймал меня по пути с собрания. Он все еще смеялся. «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, Джо», — сказал он.
Однако во время другой серьезной кампании Хамфри позволил мне выбирать самостоятельно. В 1974 году я приехал в Атланту, чтобы выступить с речью, и губернатор Джорджии пригласил меня остановиться у него дома. Его едва ли можно было назвать фигурой национального масштаба, но неожиданно он признался мне, что подумывает баллотироваться в президенты. Он видел много влиятельных демократов, которые делились планами поучаствовать в выборах 1976 года, и эти кандидаты его не впечатляли. Он спросил у меня совета по поводу кампании, у которой было не так много шансов на успех. Я сказал, что ему придется преодолеть множество препятствий. Он был южанином. У него не было опыта во внешней политике. Он мало знал о национальных проблемах. «Но если бы вам удалось заставить мою сестру вести кампанию, — пошутил я, — можно было бы и победить».
Вернувшись в Вашингтон, я спросил Хамфри, не собирался ли он баллотироваться в президенты в 1976 году, и он не собирался. Так 1976 году я стал первым из крупных политиков за пределами Джорджии, поддержавшим кандидатуру Джимми Картера на пост президента. В то время я считал Картера необходимой фигурой в Демократической партии, с учетом того, что партия теряла поддержку работающих американцев среднего класса. Я думал, что Картер сможет поправить политику партии. Он был южанином с прогрессивными взглядами на расовый вопрос. Он говорил о сбалансированных бюджетах. Он был предан идеалам «Войны с бедностью», при этом без перегибов по поводу идеи государства всеобщего благосостояния. Он был готов вести переговоры об ограничении вооружений с Советским Союзом и сделать права человека основой нашей внешней политики.
Однако после избрания Джимми Картер не смог воплотить все это в жизнь. Он не смог преодолеть ортодоксию Демократической партии и не мог преодолеть себя. Я заметил проблемы уже в первые месяцы после его избрания. Картер редко бывал в Вашингтоне во время кампании 1976 года, отчасти потому, что он никогда не чувствовал себя там желанным гостем. У бывшего губернатора было очень мало связей с демократами в Сенате, и многие из них восприняли его кандидатуру как шутку. Пренебрежение, реальное и мнимое, подпитывало выдвижение Картера от Демократической партии — он шел против демократического истеблишмента. Однако незадолго до инаугурации Картера демократы Сената попытались наладить с ним контакт. Мы пригласили его выступить на кокусе, и меня попросили его представить. Когда мы с избранным президентом ожидали нашего выхода, меня поразило, насколько он нервничал. Он неловко наклонился вперед, и казалось, его руки дрожали. Он напомнил мне отца Нейлии в день нашей свадьбы. Его поведение в тот день можно было понять, но наблюдать за этим было грустно.
Картеру было нелегко прощать и забывать обиды, что было заметно по поведению его сотрудников в Белом доме. В Вашингтоне они мало кому доверяли. У меня и моих сотрудников отношения с Белым домом Картера складывались не лучше, чем у остальных на Капитолийском холме, и мы не знали, что сделать, чтобы отношения наладились. Вскоре после инаугурации представители пенсильванского совета АФТ-КПП
[44] позвонили мне, чтобы назначить встречу в Белом доме. При Джонсоне совету устроили экскурсию по Белому дому и личную аудиенцию у президента. В этот раз они попросили моего начальника секретариата Теда Кауфмана организовать аналогичную встречу. Они сказали, что не хотят отнимать время у президента Картера, но было бы неплохо встретиться с вице-президентом Мондейлом.
Мои сотрудники позвонили в Белый дом, и ответ был такой: пенсильванская АФТ-КПП ничего не получит. Сотрудники Картера напомнили нам, что АФТ-КПП не поддержали Картера на праймериз. Более того, в последний момент они поддержали Хамфри, чтобы блокировать выдвижение Картера. Белый дом под руководством Картера такого не прощал.
Картер даже мне продемонстрировал свое недоверие, хотя я сделал все возможное, чтобы поддержать его на праймериз. Более того, в 1976 году я участвовал в кампаниях в поддержку Джимми Картера почти в тридцати штатах. Однако, когда я приехал в Белый дом на встречу с ним, мне посчастливилось заполучить лишь десять минут его времени. И на протяжении всей аудиенции я наблюдал, как он поворачивал руку (он носил часы с циферблатом на внутренней стороне запястья), чтобы проверить, который час.
Он не слушал чужих советов и не умел налаживать отношения с незнакомыми людьми. Это обернулось неприятностями, особенно в отношениях с нашими союзниками в Европе. Картер изо всех сил старался перекроить отношения с Советским Союзом, но вместе с тем он отталкивал наших союзников, например канцлера Германии Гельмута Шмидта. Шмидт был непростым человеком. Начало наших с ним отношений нельзя было назвать гладким. После долгой дороги в Бонн я проспал и опоздал на нашу встречу. Шмидт тут же принялся назидать: «Неудивительно, что мир находится в таком ужасном состоянии. Вы, молодежь, ничего не знаете».
