Чем ближе было выдвижение, тем больше я нервничал. Мне пришлось отбиваться от профессионалов, занимавшихся организацией кампании, которые не понимали, почему они должны планировать объявление о выдвижении вокруг выпускного вечера Бо и празднования дней рождения Джилл и Эшли. Кампания вторгалась в жизнь моей семьи. Станция стала неофициальным офисом борьбы Байдена за пост президента. Там всегда кто-то был — иногда люди, с которыми мы только что познакомились. Однажды утром, как раз перед объявлением, мы с Джилл поднялись наверх после очередного собрания. Мы переодевались для первого публичного мероприятия дня, и Джилл сидела за туалетным столиком. Солнечный свет косо падал через окно в нашу спальню. Это было почти идеальное утро. Я думал о том, как хороша наша жизнь в этот момент, а я собираюсь совершить нечто, что все изменит. До сих пор у нас были возможности к отступлению, но я понимал, что как только сделаю официальное заявление, пути назад не будет.
«Не хочу этого делать», — сказал я Джилл.
Она повернулась ко мне и ответила без малейших колебаний: «Ты должен это сделать. Слишком многие ждут от тебя этого». Джилл, всегда такая осторожная, начала ценить жертвы, которые другие люди принесли ради нас. Один из сотрудников, политтехнолог из Массачусетса, испортил отношения с собственным губернатором, Майклом Дукакисом, который также участвовал в гонке. Еще одна сотрудница покинула кабинет сенатора Джона Керри, и Джон был от этого не в восторге. Люди из моего предвыборного штаба отвергли других кандидатов, оставили работу или семью в Бостоне или Вашингтоне, чтобы переехать в Уилмингтон. Джилл не нужно было пояснять свою мысль. Я понял, что она имеет в виду. Было слишком поздно менять свое решение.
«Слишком многие», — повторила она.
Глава 10
Интеллектуальная схватка
В тот день, когда я объявил о выдвижении своей кандидатуры в президенты от Демократической партии, меня узнавала примерно пятая часть избирателей. Мне не нужны были социологи, чтобы понять это, — хотя они всегда были рады предложить свои услуги. Я ощущал это непосредственно на себе. Год назад на многолюдном мероприятии по сбору средств в Кливленде репортер местного телевидения заметил меня в зале и устремился ко мне со своим оператором: «Комиссар! — Он явно принял меня за Питера Уэберрота, вездесущего главу Олимпиады в Лос-Анджелесе, а затем комиссара высшей бейсбольной лиги. — Что привело вас в Кливленд?»
«Проверяем на допинг, — ответил я. — Журналистов».
Телевизионщики не стали дожидаться продолжения.
Я с болью сознавал, что подавляющее большинство людей за пределами Делавэра не знают меня как сенатора и ничего не слышали о моей карьере политика. С момента официального объявления меня кандидатом на выдвижение я полагал, что у меня есть еще около полугода, чтобы зарекомендовать себя перед американцами и заявить о себе. Если они узнают меня, считал я, у меня есть шанс победить.
Первая реальная возможность представилась мне в центре Уортхема
[64] в первый день июля. Общественное телевидение назначило общенациональные теледебаты, организованные Уильямом Бакли, и все кандидаты от Демократической партии должны были присутствовать на них. PBS
[65] обещала 10 миллионов зрителей — «разборчивых покупателей», которые смогут получить первое впечатление от всех претендентов. Поскольку Гэри Харт выбыл из гонки, расклад был таков: губернатор Массачусетса Майкл Дукакис, губернатор Аризоны Брюс Бэббит, конгрессмен от штата Миссури Ричард Гефардт, лидер движения за гражданские права преподобный Джесси Джексон и три сенатора — Пол Саймон из Иллинойса, Эл Гор из Теннесси и я. Число кандидатов было неудачное: пресса стала называть нас «семью гномами».
Хьюстонское мероприятие предоставило возможность широкой аудитории оценить нас всех, и я понимал, насколько это важно. Никогда не забуду телевизионные дебаты между сенатором Джоном Кеннеди и вице-президентом Ричардом Никсоном в кампании 1960 года. По существу дебаты закончились ничьей. Но Кеннеди был загорелым и здоровым, а Никсон — бледным и изможденным. Вице-президент пришел в студию после долгой череды выступлений. По сравнению с Кеннеди, который ненадолго сошел с дистанции, чтобы подготовиться и отдохнуть перед дебатами, Никсон выглядел как дохлая мышь, которую приволокла кошка.
Поэтому я попросил своих помощников запланировать два полных дня на подготовку к дебатам в отеле в Чикаго. Я решил съехать на обочину и сделать «домашнее задание» в Чикаго, а утром в день дебатов прилететь в Хьюстон, сделать зарядку и немного отдохнуть, чтобы вечером выглядеть свежим. Ведь это будет момент, когда нация впервые увидит Джо Байдена, и я должен быть в идеальной форме.
Я мог бы попросить больше времени, но в Калифорнии уже был запланирован раунд сбора средств, и его нельзя было перенести. Кампания всегда требовала большого количества денег. Итак, в пятницу, 26 июня, мы с Джилл сели в самолет вместе с нашими помощниками Томми Валлели и Рут Берри и отправились в Лос-Анджелес, чтобы потрясти денежное дерево. Пока мы были в воздухе, Белый дом сделал объявление, которое изменило мою жизнь так, как я не мог и предполагать. Как только мы приземлились, один из наших местных сотрудников подскочил к Валлели. «Сенатор должен срочно позвонить в офис, — сообщил он Томми, но я тоже услышал новость. — Судья Пауэлл подал в отставку!»
Это было плохо для страны и плохо для меня. Я уже сомневался в том, что смогу одновременно баллотироваться в президенты и возглавлять судебный комитет. Я не представлял себе, как можно совместить предвыборную кампанию с планированием и руководством слушаниями по утверждению кандидатуры в Верховный суд. То, что в отставку ушел именно Льюис Пауэлл, ухудшало положение еще сильнее. Пауэлл был назначенцем Ричарда Никсона. Утверждая его кандидатуру, от него ожидали, что он будет дружелюбен к бизнесу и проявит жесткость в отношении закона и порядка. Но в последние годы Пауэлл сыграл решающую роль в голосовании по ряду спорных вопросов об абортах, антидискриминационных мерах и отделении церкви от государства (его голос оказался пятым против четырех). Судья Пауэлл по сути удерживал Верховный суд от ратификации консервативной социальной программы президента Рональда Рейгана.
Большая часть повестки Рейгана не пользовалась народной и законодательной поддержкой, поэтому суд был его шансом осуществить «революцию Рейгана». «Назначение двух судей в Верховный суд могло бы сделать больше для продвижения социальной повестки (вопрос о школьной молитве, борьба с порнографией и насилием, вопрос о праве на жизнь, отмена квот в сфере занятости), чем все, что Конгресс может сделать за 20 лет», — написал в 1986 году директор по коммуникациям Белого дома Патрик Бьюкенен. Рейгановский Белый дом уже посадил в суд Антонина Скалию, поэтому, если страна поверит ему на слово, отставка Пауэлла позволит президенту сохранять доминирование еще на целое поколение или даже больше.
